Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

Позади Потока, несшегося галопом, веером рассыпалась шайка его приятелей.

— А вот и лошадь, которая должна была стать моей!

Имя Звезды никак не могла смириться с тем, что Потоку, хоть он и был младше ее, уже дали лошадь. Конечно, если бы у него не было своей, он бы у кого-нибудь ее «позаимствовал», и ему уже пора было начинать обучение. Но негодованию Имени Звезды все равно не было предела.

— Гляди, сестра! Гляди! Это я убил! — закричал Поток, хотя и был еще слишком далеко, чтобы его слова можно было легко разобрать. Приближаясь к ним, он повторял это снова и снова.

— Нет, это я убил! — возразил Сараи Напе, Собачья Лапа.

— Я первый дотронулся!

— Но убил-то я!

Когда они осадили лошадей, обдав девочек облаком пыли и дождем мелких камушков, стало ясно, что отличились сразу несколько мальчиков. Поперек крупа маленького пегого конька Потока висела антилопа. Молодой конь только недавно был обучен возить убитую добычу и все еще нервничал. Поток, не обращая внимания на его прыжки и биение копытами, показал себе за спину. Утыканная сотней маленьких стрел, покачивающихся в такт движениям коня, антилопа напоминала огромного дикобраза.

— Вижу, брат. Не знала, что у тебя так много стрел!

— Другие тоже стреляли, но убил ее я!

— Нет, я! — не уступал Собачья Лапа.

Остальные разделились: одни утверждали, что на самом деле честь принадлежит им, другие поддерживали одного из претендентов. Так, не прекращая споров, они двинулись дальше.

Имя Звезды обернулась к Надуа:

— Теперь все мясо пропахнет железом. Да и гонялись они за ней так долго, что она, наверное, будет горчить.

Оставив в покое разбежавшихся ящериц, они взяли поводья лошади, отвязали ее и пошли вслед за мальчишками.

Увидев лежащее в траве несчастное маленькое существо, Надуа позабыла о жесткой потертой шкуре, на которую должна была складывать куски засохшего бизоньего навоза, чтобы оттащить его Разбирающей Дом. Присев на корточках, чтобы лучше рассмотреть находку, Надуа вспомнила набухшее вымя антилопы, которую Поток с друзьями убил накануне. Как мальчишки могли этого не заметить?! Охотнички… Наверное, слишком разволновались из-за первой своей крупной добычи.

Детеныш антилопы, слишком ослабевший, чтобы бежать, смотрел на нее снизу вверх. Стрела попала ему в ногу, видимо, случайно, когда он прятался в высокой траве, но бороздка на древке сделало свое дело, и кровь свободно вытекала из раны. Теперь детеныш был слишком обескровлен, чтобы ходить, не то что бегать.

— А ты припозднился, да? Тебе не больше месяца, — ласково заговорила Надуа, присев на корточки и раздвигая траву руками. — А где твой братик? Ты один?

У вилорогих антилоп редко рождалось по одному детенышу, если только это не были первые роды. Надуа осторожна обошла все вокруг в поисках второго детеныша. Она тыкала в траву палкой, которую всегда брала с собой, отправляясь за дровами. Она научилась никогда не совать руку в траву или кусты, если не могла видеть, что там, и переворачивать бревна и валежник только палкой. Слишком уж часто такие места служили прибежищем для разных жалящих и кусачих тварей.

Между тем она задумалась — что же делать? Домашних питомцев в лагере не было, кроме молодых орлов, выкраденных из гнезда еще птенцами. Но владелец держал их на привязи только ради перьев. Время от времени ребенок мог подружиться со щенком, но эта дружба обычно продолжалась только до тех пор, пока щенок не подрастал. Любимица Надуа Собака сидела рядом с ней, склонив голову и озадаченно поглядывая то на девочку, то на маленькую антилопу.

— Нет, мы не будем за ней гоняться, Собака.

От собак в лагере тоже была польза. Они таскали маленькие волокуши и предупреждали о появлении врагов. Они очищали лагерь от отбросов, а их свары были важным развлечением. К тому же они приходились братьями койотам и волкам, а те, в свою очередь, были братьями Народа. И собак никогда не употребляли в пищу. В отличие от антилоп.

Она вернулась туда, где, тяжело дыша, лежал детеныш. Надуа стала нежно гладить его шелковистую шубку цвета корицы. Стараясь его успокоить, она не переставала тихо разговаривать с Ним, хоть детеныш и был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Он смотрел на Надуа огромными печальными карими глазами в обрамлении длинных черных ресниц и потряхивал большими ушами с узором из тонких жилок. Маленькая антилопа пленила сердце девочки.

Надуа со вздохом наклонилась и подняла животное, стараясь не задевать маленькую стрелу. Вытаскивать ее было нельзя, чтобы снова не пошла кровь. Антилопа весила фунтов десять, а до лагеря было далеко. Она оставила шкуру, наполовину загруженную сухим навозом, и пустилась в путь. Сначала она хотела тащить детеныша на шкуре, но побоялась, что от тряски по неровной земле антилопа пострадает еще сильнее, чем от переноски. Поэтому девочка с трудом понесла на руках детеныша, свесившего тонкие ножки в черных «чулочках» и доверчиво положившего голову на плечо Надуа.

Когда она, пошатываясь, подошла к группе женщин, шивших в тени возле типи Разбирающей Дом, смех и разговоры сразу умолкли. Светлые волосы девочки, мокрые от пота, прилипли ко лбу. Мышцы на руках были натянуты, как струны. Она стояла, чуть отклонившись назад, чтобы компенсировать вес маленькой антилопы, и едва могла что-нибудь разглядеть из-за ее головы.

Разбирающая Дом ласково посмотрела на нее и сказала:

— Пета, детка, положи ее вон на ту шкуру. Откуда ты ее принесла? И где шкура, с которой ты отправилась за навозом?

— Я нашла ее у излучины реки, возле оврага, где живут земляные совы. Я оставила шкуру там, но сейчас вернусь за ней и принесу вдвое больше навоза.

— Из нее получится отличная похлебка. — Смеющаяся была матерью Совы и дочерью Дающего Имена. Она была вдовой, и у ее мужа не было братьев, которые могли бы жениться на ней, а больше никто не хотел брать на себя заботу о ее родне. Пятнадцатилетний Глубокая Вода, ее сын, остался единственным охотником в семье, хотя и Сова время от времени приносила какую-нибудь мелкую добычу. Они чаще других оставались без мяса, а если и получали его, то из милости — например, часть бизона, убийцу которого так и не удалось определить в суматохе охоты.

Надуа обняла покрепче шею маленькой антилопы, положившей голову ей на колени. Губы девочки вытянулись в упрямую паркеровскую линию, а голубые глаза блеснули.

— Никто ее не съест. Она будет мне другом. — Слова «любимец» она не знала и подозревала, что его