Далайя - Абай Тынибеков

Застонав, она тихо заплакала. Слёзы стекали по её щекам, но она не замечала их и всё продолжала смотреть в звёздное небо, свято веря, что он её видит и слышит.

Душа, как всегда в этом месте, у святых могильных курганов, очень скоро облегчилась. Пройдя к воде, умывшись, напоив скакунов и поменяв их под грузами, она двинулась дальше.

На этот раз она шла очень быстро, с короткими остановками для пастьбы лошадей и утоления их жажды. Она шла полными ночами напролёт, прихватывая зачастую дневное время, питаясь вяленым мясом, в достатке уложенном в мешки.

К рассвету четвёртого дня после остановки у памятного места битвы она приблизилась к селению хорезмийских наёмников. Ещё издали уловив в нём что-то неладное, она решила подобраться к нему скрытно и налегке, оставив коней.

Забравшись в укрытие, откуда не так давно наблюдала за лагерем, Далайя стала внимательно его рассматривать. То, что предстало её взору, было ужасно и неожиданно. Всюду у мазанок и на площади среди селения лежали окровавленные тела. Загон был пуст. Сколько ни старалась она, но ни одного живого существа увидеть не смогла.

Сердце тревожно заколотилось в её груди.

Не теряя больше времени, оставила одного скакуна с грузом в схроне и повернула коня к реке, чтобы миновать главные ворота. Держась в отдалении от строений, она осторожно продвигалась между бурлящей водой и станом, держа наготове лук и заглядывая в каждый проход среди мазанок.

Всё по-прежнему было неподвижно и безмолвно, и только звуки реки нарушали гнетущий покой.

Вскоре она достигла последнего строения, за которым находилась та самая злосчастная яма-тюрьма, сошла на землю, подбежала к задней стене мазанки и замерла.

Недолго постояв, натянула тетиву и, резко развернувшись, выскочила из-за угла, тут же присев и поводя стрелой из стороны в сторону, готовая сразить любую цель, но, кроме неподвижных тел, она ничего не увидела.

Прямо перед ней, в шаге от неё, по траве в сторону побережья тянулся кровавый след. Ловко переступив через него, она побежала к яме, решётчатая крышка которой валялась в стороне.

С каждым шагом в ней всё сильнее нарастала тревога, усиливая самые плохие предчувствия.

Прежде чем заглянуть в яму, Далайя с опаской оглянулась, но всё было тихо.

– Эй, там, внизу, есть кто? Подайте голос, – стараясь быть как можно тише и сдержаннее, бросила она в тёмное отверстие.

Пустота ответила коротким гулким эхом.

Она замерла. Вновь оглянулась, положила на землю лук и наклонилась ниже, опершись руками о края. Затхлый запах гнили вперемешку с сырой прохладой сразу ударил ей в нос.

Глаза быстро привыкли к темноте. Яма была пуста.

– Подойди сюда, – чей-то хриплый, приглушённый голос неожиданно резанул её обострённый до предела слух.

Далайя вздрогнула, едва не вскрикнув.

Мгновенно тысячами мелких колючек по спине к затылку пробежали мурашки, жутко, словно чьей-то ледяной рукой стягивая кожу на голове, шевеля ожившими волосами. Она схватила в руки лук, быстро и до предела натянула тетиву и резко развернулась в полный круг. Никого не было. Ей уже не верилось, что она что-то слышала.

– Иди же скорей, – вновь раздался тот же мужской голос.

Теперь уже отчётливо уловив его, Далайя посмотрела в сторону реки и увидела торчащую из кустов окровавленную руку, которая тут же исчезла.

Женщина выпрямилась, ослабила тетиву, не опуская лука, оглянулась по сторонам и стала медленно продвигаться на голос. Кровавый след тянулся прямо к зарослям.

Трава была скользкой от утренней росы, а спуск к берегу в этом месте был немного круче. Пару раз едва удержавшись от падения, она с опаской приблизилась к кустарнику на расстояние вытянутой руки. Опустила на траву лук, выхватила акинак и, наклонившись вперёд, раздвинула листву.

Зажимая правой ладонью рану на животе, весь измазанный кровью, прямо перед ней в тени густого куста полубоком лежал сотник наёмников. Увидев её единственным целым глазом, он с усилием, тихо застонав, приподнял голову. Слипшиеся длинные волосы свисали прядями к земле. Рассекая левую бровь и кожу на скуле, чернея запекшимся сгустком в области глаза, оголяя синеватую кость, зияла почти свежая рана, с краёв которой сбегала каплями кровь.

Опустив меч, Далайя присела, придерживая над собой ветки.

Бессильно уронив голову, он тихо выдохнул:

– Я думал, это ты напала на нас, – и прикрыл подрагивающее веко.

– Я привезла обещанное тебе, – понимая всю нелепость сказанного, также тихо прошептала она.

– Оставь себе, – отдышавшись, прохрипел тот.

Из уголка его рта побежала тоненькая струйка крови. Было видно, что слова давались ему с огромным усилием.

– Я тоже исполнил… – он вновь замолчал. Затем, натужно и прерывисто дыша, продолжил: – Живы твои… в ущелье… с моим воином… одари его… и… отпусти…

Он повёл глазом вверх, как догадалась она, указывая сторону, где находится ущелье, и тут же перевёл взгляд на неё.

Она поняла и кивнула.

Он замолчал, набираясь сил. В какой-то момент, видимо от приступа боли, жуткая гримаса резко исказила его лицо, пробежав судорогой по всему его телу. Он застонал. Ей стало жаль его.

– Что мне сделать для тебя? – на самом деле не зная, как ему помочь, спросила Далайя, внимательно глядя ему в лицо и прислушиваясь к его дыханию, чтобы понять, жив ли он.

– Пусть воин… найдёт… моё тело, – едва слышно слипшимися губами прошептал тот, скользя по траве рукой в её сторону.

– Хорошо. Я даю тебе обещание, – дрогнувшим голосом произнесла она, коснувшись его сжатого кулака.

Сотник слегка приподнялся, совершенно иным, очень ясным взором здорового глаза уставился на неё, захрипел и откинулся. Он был мёртв.

Далайя, опустив голову, молча сидела возле него. Когда она решила уйти, то случайно увидела под его разжавшимися пальцами какой-то предмет. Это был её нож.

* * *

Подобрав около ближайших двух тел оружие, Далайя вернулась за вторым скакуном и направилась в поисках ущелья в сторону, указанную сотником, оставляя за спиной и селение наёмников, где этой ночью вдоволь нагулялась смерть, и дорогу, по которой пришла сюда уже во второй раз.

Справа от неё по-прежнему непрерывной стеной тянулась каменистая горная гряда, становившаяся всё более высокой и накрывавшая тенью округу от своего основания до бегущей вдоль неё реки.

Мягкая трава зелёным ковром стелилась под копытами бодро бегущих лошадей, скрадывая их дробный стук.

Царившая здесь прохлада в такой знойный день была поистине даром небес и для уставшей, но взбодрённой добрым известием женщины, и для животных, немного отдохнувших поутру.

Среди гор, внимательно осматриваемых ею, пока не попадались даже небольшие расщелины.

Близился полдень. Русло реки, сужаясь клином, прижималось ближе к