Далайя - Абай Тынибеков

* * *

Проведя здесь ещё два дня и набравшись сил, насколько это было возможно за такой короткий срок, Далайя предложила выбираться из ущелья и уже потом, подальше отсюда, определиться с предстоящей каждому дорогой. Высказалась она в несколько расплывчатой, но убедительной форме, причём так, что Руса не стал уточнять, о каких дорогах и для кого идёт речь, уяснив лишь главное – пришла пора продолжить начатое.

Патша по поручению Далайи осмотрел кибитку, сделав это с особой тщательностью, и сообщил, что она ещё пригодна для использования. Теперь возник вопрос, как запрячь в неё привыкших только к верховой езде коней. Другого выхода не было, и они приступили к попыткам приноровить скакунов к такой работе, и, к всеобщему удивлению, у них всё получилось довольно неплохо.

Промучившись почти половину дня с разноходом лошадей, никогда не ходивших в упряжке, и тем более в парной, они всё же добились от них желаемого.

В итоге, имея в меру спокойных и послушных животных, усталые, но довольные ещё задолго до заката они прошли большую часть обратного пути к селению.

Под размеренный скрип огромных деревянных колёс, лёжа на мягких шкурах, сквозь дыры в войлочном покрытии устремив взоры в вечернее небо, иногда подрёмывая, путники приближались к лагерю наёмников, где с недавних пор царило безмолвие.

Руса полагал, что десятник Фардас пару дней назад отбывал в стан для решения вопроса об их освобождении и вернулся с хорошей новостью. Только поэтому, думал он, они сейчас уверенно продвигаются в эту сторону.

С наступлением темноты, ко времени, рассчитанному Далайей, они находились всего в сотне шагов от окраины лагеря. В кибитке стали всматриваться в сторону селения, пытаясь увидеть огни.

Спрыгнув на землю, женщина пошла рядом с Фардасом, управлявшим лошадьми.

– Обойди вдоль реки, – шепнула она.

Тот послушно потянул за поводья, забирая правее.

Миновали последнюю мазанку, оставшуюся, как и все остальные, чёрным силуэтом по левую руку.

– Как будто у них что-то не так, – послышался из кибитки шёпот Патши.

– Как твоя рана? Не досаждает? – меняя тему разговора, обратилась Далайя к молчаливому Фардасу чуть громче положенного.

– Уже не так, – коротко ответил тот, вновь выправляя лошадей влево, на ровную местность, оставив позади селение, где прожил без малого год и где накануне он своими руками опустил в свежую могилу тела сотника и ещё десяти изрубленных собратьев.

Далайя догадывалась о том, что набег совершили саки-хаомаварги в отместку за гибель своей сотни, но не хотела пока затрагивать эту тяжёлую тему, памятуя и о присутствии рядом с ней Патши, воина из их племён, потерявшего своих отца и брата, и о нахождении здесь же хорезмийского наёмника, карманийца Фардаса, схоронившего родных людей.

«Нужно уберечь их от вражды. Отвлечь другой, единой для нас целью. Не знаю, смогу ли убедить их понять друг друга? Слишком много принесено жертв и очень мало прошло времени», – пребывала она в тяжких раздумьях, понимая состояние идущего рядом воина.

Неожиданно для себя, ещё не отойдя от своих раздумий, она вдруг отчётливо произнесла:

– Не следует прибавлять горя.

Фардас взглянул в её сторону, остановил лошадей и предложил:

– Давай заберёмся внутрь. Нужно отдохнуть.

* * *

В просторной кибитке, пропитанной запахом сотен костров, медленно влекомой парой крепких сакских коней, отпущенных в ночь без управы, безмятежно спали, доверившись судьбе, четверо путников.

Глава четвёртая

Незнакомая местность, казалось, не желала отпускать заблудившихся в ней людей из своих невидимых, но цепких объятий и словно призвала себе в помощники тяжёлые, постоянно сочащиеся влагой облака, ни на миг не открывавшие спрятанных за ними звёзд, без которых путники были почти слепы и не способны найти нужного пути.

Теперь им очень не хватало той старой кибитки, что была оставлена на окраине небольшого урочища: в ней можно было бы укрыться от беспрерывно моросящего дождя.

Удача, посетившая их в первый же день в виде пяти отловленных ими лошадей, похоже, надолго покинула их, сочтя достаточным этого дара.

Наступала третья ночь их дороги.

Фардас, обдумав своё незавидное положение, возле первого же костра выразил желание следовать с ними дальше, куда бы они ни направлялись.

Патша всё отмалчивался, не ведая, что предпринять в такой непростой ситуации, и надеясь на скорое озарение. В отличие от вечно скитающегося по мирам Фардаса, он, привыкший всегда жить среди своего народа и покидавший родной очаг только под предводительством отца, теперь не знал, как поступить, так как прежде не был свободен в выборе.

Природа вокруг была однообразной. Множество похожих друг на друга низких гор с огромным числом сменяющих их пустынных долин сбивало с толку, лишая возможности понять, откуда они пришли сюда и где находится обратная дорога. Выйдя в эту местность ночью, уже утром путники поняли, что допустили ошибку, опрометчиво продвигаясь в темноте.

Пережидать ненастье, зарядившее неизвестно на сколько, было бессмысленно, но и находиться здесь становилось опасным, не говоря уже об отсутствии корма лошадям и пище самим.

Все пребывали на грани отчаяния, но старались пока не выдавать своих чувств, лелея надежду на благополучный исход.

– Мудрецы в степи поучали: если ты вдруг сбился с пути, но под тобой хороший верный конь, то без сомнений доверься ему. Он не приведёт тебя к ожидающим впереди, но обязательно вернёт к проводившим, – кружась на месте на своём скакуне, выкрикнула Далайя и, тут же бросив поводья, сильно ударила его пятками в бока.

Следом за ней, ведомый ею на длинной верёвке, помчался и закладной гружёный скакун. Она понимала, что её затея была почти безумной, но иного выхода у неё попросту уже не было.

Все знали, что старейшины и мудрецы не посоветуют дурного, и им всегда нужно верить. Окрылённые услышанным, ожидая чего-то подобного, взбодрившись, люди пустили вскачь своих коней, пытаясь не отставать от Далайи.

Вскоре больше не подстёгиваемый скакун перешёл на ровный лёгкий бег, иногда замедляясь до тихого шага и снова ускоряясь, неся на себе почти неподвижную женщину.

Вереница всадников быстро продвигалась в ночи, и к её середине уже оставила далеко позади столь ненавистную дождливую местность. Под копытами лошадей больше не звенел твёрдый камень, шумными всплесками отражавший падающие капли. Теперь, мягко шурша, стелилась ровная зелень. Воздух наполнился теплом и запахом разнотравья. По звёздному небу изредка ближе к горизонту проплывали маленькие облака. Они, будто отставшие малыши, припозднившись, спешили домой.

Далайя, внимательно вглядевшись в высь, словно ещё раз убеждаясь в её чистоте, подхватила