Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

Русский царизм именовали не иначе, как «реакционная тирания», «восточная деспотия» (М. Вебер) и т. п. Запад и Россия не оставались в долгу, подводя теоретическую базу под утверждение, что в Германии имеет место реакционнейший, противодействующий прогрессу режим, по существу, преступный…

Интересно, что на стороне Запада выступал эмигрировавший до войны во Францию Генрих Манн, которого поддерживал Ромен Роллан, призывавший в 1914 г. немецких интеллектуалов осудить германское правительство, протестовать против «гуннов», которые возобладали в Германии[521]. Брат Генриха Томас ответил на эти публикации резкой отповедью, а в 1915 г. была опубликована его знаменитая апологетическая работа «Фридрих II и большая коалиция».

В нескольких эссе Генрих Манн выступил с обвинениями в адрес реакционной Германской империи и ее интеллектуальных протагонистов, к которым Г. Манн причислял и своего брата. Олицетворением западных, французских ценностей справедливости, свободы, демократии у Г. Манна выступил пламенный борец за гуманистические идеалы Эмиль Золя, а настоящим выразителем немецкого национального духа у него выступал прусский король Фридрих Великий. В 1918 г. Томас Манн ответил брату обширным, в 600 страниц, эссе «Наблюдения аполитичного». Любопытен не сам по себе спор братьев и даже не аргументы Т. Манна, который вскоре пересмотрел свои взгляды, вернувшись на демократические, республиканские позиции, которые он покинул в 1914 г. «Наблюдения аполитичного» ценны прежде всего в качестве почти документального отражения духовного состояния немецкого общества, буквально отравленного незаслуженной обидой проигранной войны. Да и сам Т. Манн в гетевском смысле понимал вражду к брату как репрезентативное противостояние: «У меня преобладает нордически-протестантский элемент, у моего брата – романо-католический, у меня больше совестливости, у него – активной воли, я – этический индивидуалист, он – социалист; так можно описать это противостояние, которое очевидно во всех сферах – духовной, сфере искусства, политики, во всем»[522]. Политические оценки братьев разошлись и в характеристике Баварской советской республики: Генрих приветствовал Красную Баварию, выступил с речью на могиле убитого правыми Эйснера, а Томас, наоборот, высказывался за военный режим в Баварии и ликвидацию Советов. Братья помирились лишь в 1925 г. на 50-летнем юбилее Т. Манна[523].

Центральная мысль Т. Манна в «Наблюдениях аполитичного» сводится к следующей констатации: «Тот, кто хочет сделать из Германии буржуазную демократию в западном смысле и духе, тот лишает ее наиболее прекрасного, весомого, своеобразного, делает ее скучной, тупой, ненемецкой»[524]. Афоризм Р. Вагнера «Демократия в Германии является чуждым феноменом и существует в Германии только в прессе» повторялся в книге Т. Манна три раза[525]. Вслед за Ф. М. Достоевским (с тем различием, что последний писал о России) Томас Манн заявлял, что Германия по своему существу и в соответствии со своей миссией – это страна протеста против Запада, против держав «цивилизации». На Западе, утверждал Т. Манн, опыт буржуазных революций является самоценным, и этот опыт, возведенный в абсолют, стремятся насадить в Германии империалистическими методами.

Что же есть цивилизация для Т. Манна? Противоположность цивилизации и культуры Т. Манн понимал, следуя Ф. Ницше, как противоположность французского и немецкого. Соответственно, певцы цивилизации для Т. Манна – это писатели без национальных корней, без чувства национальной почвы, они, по существу, занимаются интеллектуальной мужской проституцией[526]. Цивилизация – это порождение западного торгашеского индивидуалистического духа, а «культура» – это органически присущая немецкому народу форма общности, это совокупность национальных ценностей, восходящая к германской духовности, немецкой романтической традиции в противовес западной (римской, античной) традиции рационализма, естественного права (в отличие от германского обычного права), что присуще западным демократиям. «Цивилизация и культура, – писал Т. Манн, – это не только не одно и то же, это противоположные вещи, они символизируют вечное противоречие духа и природы»[527]. Культура, по Т. Манну, – «это замкнутость, стиль, форма, определяющая духовная организация, вкус, а цивилизация – это рассудок, просвещение, скептицизм, враждебность страстям»[528]. Т. Манн полагал, что немецкий бюргер – это не буржуа Запада, немецкий бюргерский гуманизм выделяется из западной традиции тем, что он ориентирован не на политику, которая не делает людей человечней, поэтому бюргерский гуманизм имеет то преимущество перед западным, что он не политизирован. Т. Манн в «Наблюдениях аполитичного», которые были завершены в день подписания Брестского перемирия 3 декабря 1917 г., писал, что единственным подлинным желанием его сердца является мир с Россией, которую он также считал страной «культуры», и высказывался в том смысле, что следует воевать и дальше со странами цивилизации, политики, буржуазии[529].

Т. Манн скорее склонен был симпатизировать людям эпохи «бидермайера» в Германии, немецким революционным демократам 1848 г., которые, будучи демократами, были национальны, в то время как после Первой мировой войны буржуазная демократия в Германии являлась другим названием космополитического радикализма[530]. Демократизация Германии означала для Т. Манна «разнемечивание» Германии. При этом интересно, что одни и те же черты немецкого характера сводились к положительным оценкам немецкой политической культуры в «Наблюдениях аполитичного» и к отрицательным характеристикам в запрещенном к продаже в Германии романе Г. Манна «Верноподданный», в котором обличался немецкий авторитаризм и милитаризм. То, о чем Т. Манн отзывался с одобрением и симпатией, в «Верноподданном» у Г. Манна получалось смешным и неприятным: музыкальность превращалась в сентиментальность, деловитость – в оппортунизм, преданность – в низкопоклонство[531].

Томас Манн считал совершенно необходимым отделение духовной жизни от политики; если господство политики станет всеобщим, тогда не будет ничего, в чем бы политика не принимала участия. Политика делает человека грубым, наглым, тупым, завистливым, алчным, это неизбежное следствие тотальной демократии. Т. Манн не хотел демократии как доктринерской самоцели, не желал демократии, как таковой, а только в качестве средства для аристократического отбора в государственных интересах. «Я не хочу политики, я хочу профессионализма, порядка, приличия»[532]. Демократия, по Т. Манну, это призрак дьявола в виде радикального духовного принципа, взятого из реторты французской революции и предлагаемого немцам в качестве абсолютно действенного средства для лечения. «Я ненавижу политику, демократию, они несут общее зачумление всей национальной жизни»[533]. Неудачное окончание войны подняло националистический консерватизм Т. Манна на высшую точку: «Что Каносса по сравнению со сценой, которую должен изобразить германский кайзер перед Антантой! Нужно созерцательно соглашаться, фанатически бодро читать Шпенглера и осознавать, что победа Англии и Америки означает цивилизацию, рационализацию, утилитаризацию Западной Европы, что является судьбой всех стареющих культур»[534].

Т. Манн протестовал не против демократии, как таковой, как конституционной формы или реальности жизни, а против прогрессистского радикализма, против оптимистического рационализма, против плоского прагматизма, то есть против тех вещей, отвергать которые были все основания, не оказываясь при этом реакционером. В самом деле, высокомерное желание демократических политиков представить себя монополистами на истину в последней инстанции, подлежит