Фернандо Магеллан. Том 1 - Игорь Валерьевич Ноздрин

Касик отступил на шаг, приложил руки к сердцу, воздел к чистому небу, опустил к воде, издал при этом звуки, напоминавшие грозу. Фернандо согласно кивнул головой, дал понять, будто это они вызвали вчерашний ливень. Пока вождю преподносили подарки – красный колпак, стеклянные бусы, дешевые ножи и прочий хлам, – срочно послали за Карвальо для ведения переговоров.

Кормчий объяснил касику мирные намерения экспедиции, получил позволение на свободную торговлю на территории племени. Божественное происхождение испанцев, способных вызывать гром среди бела дня и ливень по своему желанию, способствовало успешному взаимопониманию. Чтобы окончательно развеять сомнения вождя в могуществе адмирала, он приказал проводить аборигенов в трюм, показать несметные богатства флотилии. Пораженный касик покинул корабль, почтительно прикладывая руки ко лбу и к сердцу.

На следующий день на берегу началось строительство большого длинного дома для белых пришельцев, где они намеревались жить, хранить товары для обмена. Вождь велел свозить туда продукты для экспедиции. Расчеты производились на месте по обоюдному соглашению и к общей радости сторон, считавших, будто надувают друг друга. Здесь же началась работорговля.

Туземцы тщательно стерегли замужних женщин, сопровождали их с луками и копьями, не позволяли испанцам приближаться к семьям, однако охотно продавали в рабство дочерей за топор или нож. Во флотилии возникло повальное бегство моряков с кораблей на берег, где они легко добывали жен, не желали нести вахтенную службу. Пример подали офицеры, уплывшие следом за Барбосой в первый вечер.

Магеллан опасался развала дисциплины, запретил торговлю людьми в подвластной Португалии стране. Это усугубило положение. Потеряв возможность приобретать женщин, моряки начали насильничать, а когда возникали скандалы, заглаживали вину подарками. Впрочем, податливых женщин хватало, отношения с индейцами не портились.

На третий день объявился помятый, грязный, но радостный Барбоса. В груженом продовольствием каноэ туземцы доставили его на «Тринидад». На корме под пальмовым навесом сидели со штурманом две молоденькие рабыни.

– Посмотрите, кого я вам купил! – весело закричал Дуарте, прервавшим работу и наблюдавшим за торговцами с борта каравеллы, Пигафетте и Карвальо.

– Вези красоток назад, – насмешливо ответил летописец, – адмирал запретил приобретать наложниц.

– Как? – изумился Барбоса. – Я отдал за них запасной клинок от меча.

– Напрасно.

– Мы спрячем их.

– Солдаты уже пытались.

– Ну и? – заволновался штурман.

– Одни неприятности, – посочувствовал Пигафетта. – Сеньор Магеллан ходит злой, как черт, тебя ищет.

– Зачем?

– «Куда, – говорит, – главный советник пропал? Без него, как без рук. Офицеры разбежались, матросы пьянствуют…» Назначил Мескиту вместо де Косы на «Сан-Антонио».

– Альваро стал капитаном? – не поверил Барбоса.

– Ты же с девками развлекался! Скажи им спасибо – уберегли от забот. Мескита второй день рыщет по берегу, выгоняет команду из-под кустов, – засмеялся Антонио.

– Пигафетта, – послышался голос адмирала, – с кем ты разговариваешь?

– Голозадые привезли Барбосу, он им жен перепортил, наградил болезнью святого Иова.

– Врешь! – обиделся Дуарте. – Нет у меня сифилиса!

– Так скоро будет, – пообещал Антонио.

– Шурин пожаловал… – подошел к борту Магеллан.

– Посмотри, Фернандо, каких я тебе служанок приобрел, – уныло заявил Дуарте.

Адмирал недовольно нахмурился.

– Сеньор, капитан-генерал… – поправился Барбоса.

– Поднимайся наверх! – перебил Магеллан.

– С ними?

– Один.

– Я отдал за них золотую монету.

– Ну и дурак! Девчонок в каждой лодке меняют на пару железяк, – воскликнул Фернандо.

– Врет он, – Карвальо кивнул на Барбосу— Индейцы денег не берут.

– Много ты знаешь! – надулся Дуарте.

– Где твой меч, где шапка с шитьем? – спросил Фернандо, когда штурман поднялся на палубу.

– Потерял.

– За них отдал?

– Не помню.

– А если бы тебя убили?

– Они мирные, доверчивые…

– Это ты – доверчивый! Растащили бы по кусочкам и съели, а нам даже косточки не показали.

– Напрасно так думаешь… – оправдывался Барбоса.

– Карвальо, позови Эспиносу! – приказал адмирал.

– Хочешь ему девчонок предложить? – насторожился шурин.

– Тебя, – усмехнулся Фернандо.

– Меня? – удивился Дуарте. – Ты арестовываешь меня? За что?

– За нарушение дисциплины.

– Лучше я посижу на берегу, пока вы загрузите корабли, а потом отосплюсь в трюме, – возразил шурин, намереваясь вернуться в каноэ.

– Взять его! – скомандовал Магеллан матросам, и кормчего вмиг повалили на палубу— Наденьте кандалы, посадите на неделю в карцер!

Барбоса шумно возмущался, отчаянно сопротивлялся. На помощь матросам подоспел альгвасил со стражниками, шурина связали, уволокли в трюм. Карвальо велел индейцам увезти женщин на берег. Девушки до вечера ждали мужа на песке. Дуарте вспоминал о них на сырых шершавых досках тюрьмы, разгонял цепями мышей, ругался и проклинал родственника.

* * *

«Индейцы едят мясо своих врагов, – старательно записывал Пигафетта слова Карвальо, – не потому, что оно вкусное, а такой установился обычай. Он возник благодаря старой женщине, у которой враги убили единственного сына. По прошествии нескольких дней друзья поймали убийцу юноши, привели в то место, где она находилась. Мать увидела пленника, вспомнила о сыне, накинулась на него, как разъяренная сука, укусила за плечо. Вскоре индейцу удалось бежать к соплеменникам, где он рассказал, будто его пытались съесть, показал знаки укуса. После этого, как только они брали в плен врагов, то съедали его, и также поступали с ними соперники. Вот каким образом возник обычай. Индейцы не съедают труп целиком, а разрезают по кусочкам, уносят домой, коптят его. Затем еженедельно отрезают часть и съедают вместе с пищей, чтобы помнить о врагах.

… Тут водится свинья с пупком на спине и крупные птицы без языка, с клювом наподобие ложек».

На берегу шла бойкая торговля. Туземцы приносили клетки с разноцветными попугаями и дохлых птиц, полагая, будто пришельцы дорого ценят перья; приводили на кожаных шнурках красивых маленьких желтых обезьян, похожих на львов с пышной гривой и голым телом; предлагали диковинные яства: сушеных гадов, древесных лягушек, незнакомые корешки и травы.

Женщины выпекали из корней кассавы круглый белый хлеб. Они снимали с дерева кору, соскабливали мякоть у ствола, перетирали ее, заквашивали, поджаривали на очагах. «Хлеб» был невкусным, однако с успехом заменял подгнившие сухари.

Отец Антоний посещал длинные просторные дома, в которых проживало до сотни воинов с женщинами и детьми. Общие дома – «бойи» – отапливались кострами, разводимыми на земляном полу между камней. Индейцы спали в хлопчатобумажных сетках – гамаках, называемых «амаке», закрепленных над очагами между толстыми брусьями свайных опор. С особым интересом францисканец рассматривал стариков, по словам Карвальо, живущих в Бразилии до 140 лет. Туземцы быстро привыкли к маленькому босому человечку в старой рясе, подпоясанной обрывком веревки. Он воздвиг на мысу рядом с селением деревянный крест, кропил жителей водой, раздавал на шелковых шнурках красивые медные украшения в форме скрещенных палочек.

С проводниками