Дочери служанки - Сонсолес Онега

без Мачадо Варела не был бы тем, кто он есть, и что о Лорке можно говорить только тайком и только в Хихоне[79]. Получалось, что Мадрид при Франко – это затянутая тучами больная столица, которая, словно в кошмарном сне, наблюдала за движениями чудовища. В письмах к Кларе Леопольдо нашел для себя метод обходить цензуру: он писал то, что думал, жаловался на окружавшую его жизнь, протестовал в полный голос, но читала все это только Клара.

Он позволил ей сообщать донье Инес о своих настроениях, но без подробностей, чтобы ее не волновать. По этой же причине донья Инес попросила Клару не рассказывать Леопольдо о том, как плох его отец, которого тот едва знал.

Клара все исполнила. Ей было не так уж сложно приукрашивать правду, поскольку если Леопольдо и спрашивал об отце, то делал это крайне редко.

Нормальная с виду жизнь продолжалась до 12 октября 1942 года, когда в Пунта до Бико произошли события, до сих пор небывалые: охота на кашалота с серым янтарем и смерть, изменившая жизнь семьи.

Первая новость распространилась среди соседей с быстротой пороховой пыли.

– Внутренности кашалота содержат более трехсот кило серого янтаря.

– Это кто сказал?

– На «Светоче» говорят, что в кашалоте полно серого янтаря.

– Триста кило!

– И ты знаешь, что из этого следует? – спрашивали недоверчивые люди.

– Много денег.

На каждом пирсе, на каждом причале, в каждом разделочном цеху, в каждом магазине, на каждой улице, в приходе дона Антолина Нового и в медпункте доктора-всезнайки ни о чем другом не говорили, как только о происшествии в замке Святого Духа, и донья Инес однажды с неудовольствием сказала:

– Триста кило серого янтаря. Святые небеса! Ты уверена в том, что говоришь, Мария Элена? – спросила сеньора служанку.

– Уверенней не бывает.

Донья Инес съежилась на кровати дона Густаво, которому она гладила лоб и руки.

– Что она сказала? – спросил сеньор, повернув к ней голову и приоткрыв глаза.

– Триста кило серого янтаря, – повторила служанка.

– Черт побери! – сказал он едва слышно.

– Я схожу на фабрику, поздравлю гарпунщика. Подожди меня, я скоро вернусь.

Донья Инес встала с кровати, одернула платье, посмотрела в зеркало, чтобы поправить волосы, собранные в узел, и отправилась на «Светоч» с Антонио, водителем в поместье, новым человеком в легионе нанятых слуг: в последние годы состояние семьи Вальдес сильно выросло.

Кашалот с тремя сотнями килограммов серого янтаря оставил потоки крови на пандусе, который вел в разделочный цех. Животное восемнадцати метров длиной лежало брюхом кверху, и донья Инес сначала оглядела его, а потом пошла искать гарпунщика. Его звали Мигель Паласьос, и у него была слава лучшего в своем деле, со своими методами и привычками. Он научился техническим приемам у норвежцев, работавших в Альхесирасе. Но самым лучшим его качеством была меткость. Этому нельзя научиться. Она либо есть, либо нет.

Матросы обступили его, как героя, и мужчина, не выпуская окурок изо рта, рассказывал, как было дело.

– Я, как увидел его, сразу понял, этот будет мой, – говорил он. – На пятый раз, как он высунулся, я выстрелил. Два часа прошло, прежде чем он окончательно сдался.

Мигель Паласьос никогда не произносил слова «убить» и «умереть». Почему – неизвестно. А ведь за те годы, что он проработал в китобойной компании, в его послужном списке было больше всего китов. Ни один не ушел от него живым.

Хозяйка осторожно приблизилась, чтобы не лишать его момента славы.

– Я пришла поздравить вас с удачей.

– Сеньора Вальдес! – воскликнул гарпунщик. – Это была необыкновенная охота.

– И оплата должна быть необыкновенная.

Донья Инес протянула ему ладонь. Он поднял обе руки.

– Не могу пожать вам руку: я грязный и плохо пахну.

– Да ерунда все это! – ответила она.

На фабрике не теряли ни минуты. Кашалот съехал по пандусу неразделанным, а через некоторое время все было готово к продаже без малейших потерь.

– Что мы будем делать с серым янтарем? – спросила донья Инес Клару, которая отдавала распоряжения то здесь, то там и успокаивала любопытных.

– Продадим до последнего грамма.

– Это должно принести нам хорошую прибыль.

– Да услышит вас Господь. Да услышит вас Господь! – повторила она, подняв глаза к небу, будто именно там можно было найти ответы на новые вопросы, возникавшие в голове Клары.

Прошло много спокойных ночей, как вдруг донья Инес стала думать, что триста килограммов серого янтаря вместо прибыли принесут несчастье. В тот самый день, прежде чем солнце показалось из-за горизонта, видимого с террасы Сиес, дон Густаво Вальдес умер в замке Святого Духа в присутствии всезнающего врача Селестино Вьейто, который пришел в замок разузнать про серый янтарь. Его никто не звал, но он застал сеньора в его последние минуты.

– Я всю жизнь любил мою Инес, доктор.

– Я знаю, это так, – ответил дон Селестино.

– А она не знает. Скажите ей об этом.

– Обязательно скажу, сеньор Вальдес.

– И что я отвечал на все ее письма. Это тоже скажите.

Он посинел и распух. Ему было трудно дышать, и врач убедился, что пульс едва прослушивается.

– Скажите ей, что она моя дочь… – прошептал дон Густаво чуть слышно.

Селестино Вьейто мог раскрыть тайну семьи владельцев «Светоча». Однако проблема была в том, что на тот момент он ничего не знал о предшествующих событиях, поскольку никто не поставил его в известность о подозрениях, витающих в Пунта до Бико вокруг Клары.

– Кто, сеньор Вальдес? Кто ваша дочь? – Он отер умирающему холодный пот платком, смоченным спиртом.

– Когда она вернется с фабрики… что она моя дочь, скажите ей это.

Доктор странно на него посмотрел и подумал, что тот, должно быть, бредит.

– Да, да, они сейчас придут. Не переживайте, сеньор Вальдес.

Дон Густаво снова заговорил, желая сказать что-то еще.

– Это мой грех, она ни при чем. Скажите ей… и храните это как врачебную тайну.

Какую такую врачебную тайну он должен был хранить и кому он должен все это передать, всезнающий доктор понятия не имел, поскольку дон Густаво больше ничего сказать не смог, а только сделал пару глубоких вздохов, чтобы в последний раз набрать воздуху, и на его морщинистых дрожащих губах появилась печать смерти. Поскольку доктор был человек дисциплинированный, он сделал в блокноте узкими маленькими буквами соответствующую запись. Как делают знахарки.

Донья Инес вернулась в замок под руку с Хайме. Она нервничала. Ее предупредили, что дон Густаво чем-то взволнован, но серый янтарь так завладел ее вниманием, что она не придала информации должного значения и снова углубилась в подсчеты. Она