Благовест - Алиса Клима

– Да на мне с детства все как на кошке заживает, – самодовольно сказала Клавка.

– Как же я рада тебя снова видеть…

– Так мы только вчера расстались, – захохотала Клавка и тут же поморщилась от боли. – А этот что? Утек?

– Да, скрылся. Поиски пока тщетны. Объявлен розыск. Ларионов снял его отпечатки и отправил в штаб-квартиру для уточнения личности.

– Верка, – вкрадчиво вымолвила Клавка. – Знаешь что?

– Не знаю. А лучше скажи, чего тебе сейчас хочется больше всего, – улыбнулась Вера. – Я к следующему приезду сделаю.

– Обещаешь?

– Век воли не видать! – Вера нервно засмеялась.

– Ты не гони его больше от себя…

– Клава…

– Да, не гони Ларионова. Хороший он человек. Поговори с ним – об этом моя просьба.

Вера прослезилась. Как растолковать Клавке, что не хотела она гнать Ларионова прочь, что только о нем и думала всю дорогу? Да что дорогу! Всю жизнь! А все никак не могла преодолеть этот дувал разросшегося в ней сакрального убеждения. И теперь, считая свое убеждение каким-то нелепым, изъеденным молью скрепом, ничтожным в сравнении с тем, что предлагалось судьбой, никак не могла вырваться из его острога.

– Верка-Ирка! – Клавка дернула Веру за прядь волос. – Не накручивай. Ступай к нему и просто обними. Там само придет…

Вера устало улыбнулась. Как просто все казалось Клавке! А как выкинуть за борт этот докучливый балласт мыслей и сомнений? Да и к чему все это теперь, если он вот-вот покинет лагерь? Еще десять лет ждать потом новой встречи? Лучше уж проститься достойно.

Вере казалось куда более милосердным и справедливым хоть как-то помочь сейчас Ларионову пройти через возможные неприятности. Надо сделать для него что-то в знак благодарности за его самоотверженность.

– Ты хоть слышишь? – разозлилась Клавка.

– Слышу, – улыбнулась Вера. – И обещаю с ним поговорить.

– Знаю я твои разговоры, – буркнула Клавка. – Доведешь мужика до белого каления и – в ушат! Вот и все твои разговоры.

– Ты правда так считаешь? – Вера опустила глаза.

– Правда! – Клавка не сдавалась. – Промолчи хоть раз и сделай по-его. Вот увидишь – дела пойдут в гору. Я тебе еще тогда говорила – давай все ему расскажем. А ты: «еще рано», «уже поздно»…

– Ну хватит! – не выдержала Вера. – Я тебе тут вещичек привезла. А на днях привезу пирожки – Валька обещала испечь для тебя.

– Брошь-то не забудь! – запальчиво сказала Клавка. – Да подумай – она ли тебе дорога? Или…

Вера резко вскочила, и Клавка сердито умолкла. Вера отколола брошь и прицепила в центр груди, гордо хлопнув по ней ладошкой.

– Вот моя медаль за все непростительные ошибки! – засмеялась она сквозь слезы.

Клавка поглядывала на нее искоса и неодобрительно.

– Пойду к Денису. А ты крепчай! И вот еще что… Тебе передавал поклон Файгельман… – Вера поцеловала Клавку и направилась к койке Паздеева.

В лагпункт вернулись уже в темноте. Всю дорогу обсуждали Клавку и Дениса и радовались, что чудом пронесло.

По приезде Вера направилась в дом Ларионова – узнать новости и рассказать о больничных впечатлениях. К тому же он намеревался обсудить что-то важное…

Он был в избе. Фролов как раз выходил из кабинета, когда Вера появилась на пороге.

– Приехали? Как прошла встреча конспираторов? – Ларионов улыбнулся.

– Если вы настроены язвить, лучше приду позже, – расстроилась Вера.

– Ни в коем разе. – Он вышел из-за стола. – Пойдем в кухню, поужинаем и после обсудим все спокойно. Валька наварила лапши.

– Вы изменили своему вкусу? – Вера попробовала ответно съязвить, почему-то вспоминая в этот момент характеристику ее манеры говорить с Ларионовым, данную в больнице Клавкой.

– Только в супах, – усмехнулся он ласково. – В остальном я очень консервативен.

Вера не сдержала улыбку.

– Я вижу, тебе стало лучше. В меня полетели привычные копья.

Вера пожала плечами. Может, и впрямь Клавка дело говорила?..

В кухне орудовала Валька. Вскоре в хату вошла и Федосья.

– Слава богу, навестили! И хоть поедим горяченького – на улице опять холод и сырость! – с облегчением выдохнула она, сбрасывая древний салоп.

– Как они там? – спросила Валька.

– Идут на поправку! – Вера села за стол, подогнув под себя ногу.

– Я и не ждал иного исхода, – радостно сказал Ларионов.

Вера вдруг подумала, что была счастлива здесь с ними – в этой расширенной семье. Как много тут было тепла, сердечности и неброской, но вшитой в каждый миг быта любви!

– Голодная, чай? – подмигнула Федосья. – Сейчас Валька лапшички свеженькой удружит. Валька, курочку не клади, это Иринкина плошка!

– Клади, – вдруг сказала Вера.

Ларионов обернулся.

– Я буду.

Она ощутила на себе его пристальный взгляд и посмотрела на него через плечо. Ларионов принялся вытаскивать из буфета сладости и спиртное.

– И правильно. Курочка Марфушкина душистая, суповая. Еда должна быть фарцманальной! – закудахтала Федосья. – Валька, тащи на стол что есть в чулане, а то тебя сейчас съедим. Григорий Александрович, присядьте уже – сами накроем.

– Хочу немного поухаживать за девушками. – Ларионов благодушно улыбался.

– Что-то вы нынче шибко довольный, – хитро щурясь, заметила Федосья.

– На то немало причин, – расставляя бокалы, сказал Ларионов. – Главное дело – ребята идут на поправку. Это уже повод для радости. Рапорт с отпечатками пальцев бывшего лейтенанта отправлен на экспертизу в Москву. Вы вернулись веселые и голодные. Лапша горяченькая ждет у Валентины. Вот – все мои нехитрые радости.

В печи весело трещали дрова, и в горнице было светло и уютно. Вера чувствовала странный жар в ланитах. Это был жар не с мороза, а словно добавленный к нему. Это был жар, шедший изнутри. Он прогревал. Он жег. То был жар какого-то предчувствия.

Валька расставила плошки с дымящейся лапшой, разложила хлеб, выложила на стол другие яства. Они словно праздновали что-то.

– Давайте есть, – сказал Ларионов и, как глава семьи, сел за стол на свое излюбленное место.

Женщины с аппетитом наворачивали суп, а Ларионов с удовольствием за этим наблюдал.

– Как же сочно люди едят с голодухи! – сказал он. – Любо-дорого смотреть. Сытый человек ест лениво, через силу или от привычки переедать. А изголодавшийся – с благодарностью и упоением.

– Оно так во всем. – Федосья смачно хрустнула огурцом.

– Твоя правда. Комарова, лапша твоя хороша. Умеешь ты ее на уши вешать – длинно нарезала.

– А вы с ушей-то лапшу снимайте, – беззастенчиво сказала Валька.

Вера улыбнулась. Ей нравилось слушать эти разговоры. Такие семейные, простые и искренние, без страха и формальностей, субординации и стеснения. Она соскучилась по дому, по посиделкам с родными, Зоей Макаровной и Степанидой. А теперь вот она – ее странная семья.

Семья… это слово так мало вмещало раньше. Как удивительно и