Сесилия - Фанни Берни

знакомство. Разговор с надменным опекуном прочно застрял у нее в голове. Она заключила, что и до Делвила-младшего обязательно доведут эти измышления, но была уверена, что он им не поверит. Но что больше всего тревожило ее в эти дни, так это упоминание о подорванном здоровье миссис Делвил.

Не одно только это происшествие помешало ей забыть о Делвилах. Бдительный наставник, Олбани, не преминул вновь напомнить ей о ее обещании. Сесилия согласилась сопровождать его в скитаниях, велев своему лакею везде следовать за ними, куда бы они ни направились, и непременно взяться за поиски, если он надолго потеряет их из виду. Мистер Олбани повел ее в бедное жилище в переулке, выходившем на Пиккадилли, где, поднявшись на третий этаж, они увидали несчастную больную женщину, лежавшую в постели, покуда в комнате резвился целый выводок ребятишек. Сесилия подошла к кровати и стала расспрашивать больную, но, увидав, что та едва может говорить, обратилась к хозяйке дома, державшей на первом этаже зеленную лавку, и велела пригласить для жилицы сиделку, созвать детей вниз и послать за аптекарем, обещав оплатить его счет. Затем дала больной немного денег для приобретения самого необходимого и сказала, что через два дня снова зайдет, чтобы справиться о женщине.

Олбани, внимательно прислушивавшийся к этим указаниям, восторженно воскликнул:

– Добродетель еще жива…

Сесилия с готовностью отозвалась:

– Куда теперь, сэр?

– Домой, – ласково ответил он. – Я не желаю истощить твою жалость, сделав человеческие беды привычными ей.

Олбани не преминул вновь явиться к Сесилии в день, который она определила для следующего визита к больной, и с радостью проводил ее туда. Бедной женщине, страдавшей ревматической лихорадкой, стало намного лучше. К ней приходил аптекарь, давший ей лекарство, у ее кровати находилась сиделка, и в комнате не было детей, поэтому несчастная получила возможность отдохнуть. Она смогла приподняться на постели, чтобы выразить признательность благодетельнице, но каково же было удивление Сесилии, когда, взглянув в ее лицо, женщина воскликнула:

– Ах, сударыня, да ведь я вас уже видела!

Сесилия, которая не могла припомнить, чтобы когда-либо знала ее, спросила: когда и где?

– Когда вы собирались выйти замуж, сударыня. Я отпираю скамьи в *** церкви.

Девушка невольно отпрянула от постели, а Олбани изумленно произнес:

– Замуж!.. Почему же об этом никому не известно?

– Не спрашивайте меня! – быстро ответила она. – Все это было ошибкой.

Затем Сесилия задала бедной женщине несколько вопросов и узнала, что та вдова и ей пришлось оставить службу из-за частых приступов ревматизма; она получала помощь от священника и викария *** церкви, но все равно бедствовала.

Сесилия пообещала подумать, что сможет сделать для нее, затем дала ей еще денег и вернулась в дом леди Маргарет. Мистер Монктон, заметивший, что девушка взволнована, стал бранить Олбани с его невозможными затеями.

– Вы играете собственным благополучием, – сказал он Сесилии. – Пока вы щедрой рукой творите милостыню, вас будут обманывать жулики и воры. Вам надо больше думать о себе, а не жить по указке Олбани, который не вполне излечился от помешательства.

Хотя Сесилии не понравился его резкий тон, она признала, что в чем-то он прав, и обещала быть осторожной. Однако других радостей у нее не было, и новый путь манил ее все больше и больше. Ей вспомнились старые друзья, бедные Хиллы, и она решила наведаться к ним. Сцена, которая ей открылась, отнюдь не подкрепила позиции мистера Монктона, ибо благополучие, царившее в этом маленьком семействе, сполна вознаградило Сесилию за проявленную когда-то щедрость и доказало неопровержимую пользу подобных действий. Миссис Хилл плакала от счастья, рассказывая, как преуспела.

Выполнить обещание, данное церковной служительнице, оказалось труднее. Плохое здоровье и малолетство ее ребятишек делали ее совершенно беспомощной, но из-за этого Сесилия не бросила женщину на произвол судьбы, а отнеслась к ней с еще большей заботливостью. Она выяснила, что раньше та крахмалила белье и была неплохой швейкой, поэтому решила отослать ее в деревню, где надеялась обеспечить работой и проследить, чтобы ее детей приучили к полезным занятиям. Бедная женщина была в восторге и уверовала, что сельский воздух улучшит ее здоровье. Сесилия велела ей дождаться, пока она поправится и сможет отправиться в путь, а тем временем обещала подыскать ей какой-нибудь приработок. Она дала ей денег для оплаты счетов и на дорогу, подробно записала, как найти ее в Бери, и распрощалась.

Когда все это было доведено до сведения Олбани, тот словно возродился к жизни! Чего отнюдь нельзя было сказать о мистере Монктоне! Видя, как проматываются денежки, которые он давно уже считал своими, он с трудом скрывал гнев и тревогу и изнывал в ожидании тех времен, когда сможет положить конец этим романтическим затеям.

Таковы были единственные занятия, разнообразившие одиночество Сесилии; и лишь дела ее продвинулись настолько, что их ходом можно было управлять с помощью переписки, она собралась обратно в деревню. Девушка сообщила об этом леди Маргарет и мистеру Монктону и велела слугам быть готовыми отправляться на следующий день.

Мистер Монктон ничего не возразил на это и отказал себе в удовольствии сопровождать ее, а леди Маргарет, не достигнувшая своей цели и сама желавшая вернуться в поместье, решила последовать за ней.

Глава VI. Треволнения

Условившись за завтраком насчет отъезда, Сесилия отправила короткую записку Генриетте, пригласив ее в дом леди Маргарет и сообщив о своем завтрашнем отбытии из столицы.

Мисс Белфилд прислала ответ:

Адресовано мисс Беверли

Сударыня! Матушка отправилась на рынок, а я не могу выйти без ее позволения. Милая моя сударыня, зачем Вы пообещали прийти? Я бы не думала и мечтать о такой чести, если б Вы сами не подали мне надежды. А теперь у меня есть комната, где я часто бываю одна два-три часа кряду, и сегодня утром тоже буду, если б моя дорогая мисс Беверли могла прийти. Но я не стану надеяться зря.

Зарядил ливень, и матушка рассердится, коли я попрошу позволения поехать в карете. О боже! Не знаю, что делать! Ведь у меня сердце разорвется, если моя дорогая мисс Беверли уедет из города и я больше не увижусь с нею!

Остаюсь, сударыня, Ваша покорная слуга

Генриетта Белфилд

Эти бесхитростные намеки вкупе с уверениями, что они смогут повидаться наедине, заставили Сесилию тотчас послать за портшезом и отправиться на Портленд-стрит, ибо по этому письму она поняла, что вряд ли им удастся встретиться в другой раз. Ее проводили в гостиную, где, к счастью, никого не было; в тот