Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин

На реку было страшно смотреть. А о том, что было в небе, Татьяна боялась подумать. Андрееву «аннушку» там наверняка мотало, как воздушный шарик. По такой погоде от Среднесибирска до Андреевского не меньше пяти часов полета.

Узнав, что Андрей прилетел, Татьяна побежала домой готовить ужин. Пожарила мясо, сделала салат, накрыла стол. А Андрея не было. Пришел он в половине девятого, мрачный, как туча. Молча снял ботинки, молча повесил в шкаф свой летный китель. Рывком подвинул себе стул, тяжело опустился на него. Таня стояла у стола, напряженно наблюдая за ним. Для такого поведения должна быть особая причина, и она ждала, когда он ее объяснит. Андрея тяготило что-то, и он не выдержал. Тяжело положил руку на стол и, вздохнув, сказал:

— Саша Кондратьев упал.

— Да ты что? — встрепенулась Татьяна. — Где?

— На Юринской протоке.

— Разбился? — спросила Таня, понизив голос. Ей стало страшно, как будто беда пришла в ее собственный дом. Она подошла к Андрею и, прижавшись к его спине, обняла за шею.

— Пока никто не знает, — Андрей повел плечами, освобождаясь от объятий. — Вертолет упал в воду, его увидел Николай Миронов. Из воды торчит только кабина.

— А как это произошло? — Таня почувствовала, что ее начинает бить мелкая дрожь.

— Трудно сказать. Кондратьев поднялся с буровой, двадцать минут был в воздухе — летел в Андреевское. Потом связь с ним оборвалась.

— Когда это случилось? — спросила Таня.

— Перед самым вечером.

— А что Цыбин?

— Как что? Предупредил все борты, трасса которых проходила рядом с кондратьевской, чтобы смотрели вниз.

— И тебя тоже?

— Нет. Я же летел с другой стороны, — Андрей встал, прошелся по кухне. — На Цыбине лица нет. Такого бледного я его никогда не видел. Сейчас они вместе со Снетковым поплыли на катере на Юринскую.

— А почему не на вертолете? — спросила Таня.

— Да ты что? — удивился Андрей. — Аэропорт давно закрыт. Летное время закончилось.

Таня представила себе картину. Посреди реки, зацепившись неизвестно чем за дно, стоит вертолет. Из воды торчит только верхушка кабины с застывшими лопастями, отвисшие концы которых тоже ушли в воду. Внутри экипаж, по всей видимости, мертвый. Может быть, кто-то из троих пытался спастись, но увечья, полученные при падении, не дали ему выползти наружу. И вот сейчас командир авиаотряда Цыбин и председатель райисполкома Снетков торопятся туда на катере. Стоят под дождем и ветром на палубе, всматриваются в мрачную речную даль и думают о том, остался кто-нибудь в вертолете живой или нет. Таня передернула плечами, ее знобило.

За то время, что Таня жила в Андреевском, здесь была только одна авиакатастрофа. Три года назад во время полета у МИ-4 лопнул вал, который приводит в движение хвостовой винт. Машина сразу вошла в штопор и рухнула на землю. Погиб бортмеханик, а командир и второй пилот выжили, правда, получив много переломов. Спасло их то, что быстро попали в больницу. Еще в воздухе они успели сообщить в диспетчерскую об аварии, за ними тут же вылетел вертолет. Если бы не передали, погибли бы наверняка — мороз был за тридцать.

Бортмеханика Черенкова хоронил весь Андреевский. Была на похоронах и Таня. У Черенкова осталось двое детей, жена не работала. Кто-то из пилотов предложил сброситься и помочь осиротевшей семье. Деньги кормильца не заменят, но на первое время хоть немного облегчат жизнь. Идею поддержали и на следующий день Ольге Черенковой вручили пять тысяч рублей.

Гибель бортмеханика Татьяна приняла так близко к сердцу, словно беда коснулась ее самой. И страх за Андрея удвоился. Он каждый день поднимается в воздух, а Татьяна переживает: вернется ли? Для нее и погода-то теперь стала не естественным состоянием природы, а воздушным пространством. Идет ли Таня на работу или с работы, обязательно посмотрит на небо, чтобы определить — уютно ли в нем Андрею?

И еще одно обстоятельство задело сердце Татьяны. Похороны Черенкова сблизили весь летный состав. Чужое горе стало общим. Оно открыло в людях столько доброты и сострадания, сколько Таня не могла и предположить.

Через два дня после похорон она села за стол и написала статью, в которой излила душу. Главной ее мыслью была простая истина о том, что настоящую цену человеческим взаимоотношениям можно узнать только в минуту испытания. Летчики выдержали это испытание, они навсегда сохранят память о своем товарище Юрии Черенкове.

Таня трезво относилась к своему творчеству и каждый материал оценивала придирчиво строго. Этот ей понравился, и к Тутышкину она не шла, а летела на крыльях. Но вместо похвалы, которую ожидала услышать, получила ушат холодной воды, сразу остудивший ее.

— Ты разве не знаешь, что об авиакатастрофах мы имеем право писать только с разрешения министерства гражданской авиации? — спросил Матвей Серафимович и, сняв очки, близоруко уставился на нее. — Пришла бы и спросила. Ведь столько труда затратила.

— Но какой может быть секрет из авиакатастрофы, о которой знает весь поселок? — возразила Таня. — И не только поселок.

— Поселок знает, а газета знать не должна, — отрезал Тутышкин. — Это правило установлено не мной, и отменять его я не могу.

Она взяла статью и вышла из кабинета. Ее душило негодование. «О чем же можно писать, — думала она, — если мы не имеем права говорить даже о проявлении нормальных человеческих чувств?» Этот материал до сих пор лежит у нее в столе. И вот сегодня снова катастрофа. «Господи, неужели опять придется собирать деньги? — думала она. — Ведь у Саши Кондратьева двое детей. Неужели они останутся сиротами?»

Спать легли рано, но уснуть не могли ни Таня, ни Андрей. Таня лежала с открытыми глазами и думала о муже. Он ведь тоже пилот и не застрахован от несчастья. «Упаси Бог пережить мне это», — думала она. Ей вдруг стало страшно за Андрея. Он лежал, отвернувшись к стене. Таня прижалась к нему, обняла, поцеловала в плечо. От одной мысли о катастрофе, в которую мог бы попасть Андрей, все нехорошее, что было раньше между ними, сразу ушло в небытие, растаяло в сумерках ночи. Она была готова простить ему все, что угодно. Единственное, что не давало ей покоя, это стыд за себя. Не должна она была поддаваться ласке Остудина, не имела права сводить счеты с мужем таким образом. Но теперь все это позади. Теперь она принадлежит