Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин

— Тутышкин путает левого пассажира с левым рейсом, — Андрей отхлебнул чай и, поморщившись, отставил чашку в сторону, слишком горячий. — Для левого пассажира не надо менять маршрут, совершать незапланированную посадку. Короче, нарушать полетное задание. Он летит по маршруту из пункта отправления в пункт прибытия. А здесь — прямое нарушение задания, — он посмотрел на Таню и спросил: — А почему ты этим интересуешься? Уж не хочешь ли ввязаться?

— А что? Ты против? — Таня посмотрела ему в глаза.

— Смотря чего ты хочешь добиться.

— Не знаю, чего я могу добиться, но две вещи не дают мне покоя. — Таня отодвинула тарелку, положила руки на стол. — Во-первых, Кондратьев задания не нарушал. Он выполнял прямое указание Цыбина, хотя и устное. И, во-вторых, почему до сих пор молчит Казаркин?

— А что он должен говорить? — удивился Андрей.

— Что вертолет посылали за ним. Он должен взять вину на себя, — сказала Таня и опустила голову. Ей самой эти слова показались наивными.

— Он что, дурак, что ли? — еще больше удивился Андрей. — И потом, ты подумала, что будет с нами, если ты ввяжешься в это дело?

— Уедем из Андреевского, — просто сказала Таня. — Тебе же предложили переучиваться на АН-24. Давай быстрее согласие, вот и все.

— А ты?

— И я с тобой.

— Хочешь откровенно? — Андрей снова отхлебнул чай и опять сморщился. — Я не верю, что газета может кому-то помочь. Навредить — да. А помочь — вряд ли.

— Если уж писать об этом, то не в «Северную звезду», — Татьяна задумалась, подняв глаза к потолку, и добавила: — И не в «Приобскую правду».

— Ты думаешь — в центральную? — спросил Андрей.

— Конечно, — сказала Татьяна.

— Рискни, — Андрей ковырнул вилкой картошку в тарелке. — Только не навреди ребятам. Тут надо действовать тонко.

— У меня же есть консультант, — Таня встала, подошла к Андрею и поцеловала его. — Ты будешь моим редактором.

Ночью Таня плохо спала, мучаясь все той же мыслью: что делать дальше? Андрей, отвернувшись, тихо посапывал, а она лежала с открытыми глазами и думала: «Почему это должна начинать я? Ведь меня никто не просил разбираться с аварией. Чего я хочу? Справедливости? А кому она нужна?» И еще одна мысль не давала покоя Тане. В том, что главным героем истории является Казаркин, не приходилось сомневаться. И если бы речь о нем шла как о любом другом человеке, Таня, не задумываясь, кинулась бы в драку. Но Николай Афанасьевич олицетворял собой государственную власть, прежде всего ее моральный авторитет. Нанести по нему удар легче легкого, а как потом восстановить его? Ведь власть без авторитета — это уже не власть, это режим.

Таня любила советскую власть. Любила за то, что Советская армия сломала хребет Гитлеру, с которым не могла справиться вся Европа. За то, что наша страна первой создала искусственный спутник земли и, утерев нос сытому Западу, послала в космос русского человека. А великие стройки? Один БАМ чего стоит? А нефтяные и газовые месторождения Западной Сибири? Разве сумели бы открыть и освоить здешние месторождения без советской власти? Так что же происходит сегодня с этой властью? Почему при таких гигантских возможностях мы живем все хуже и хуже?

Мысли невольно перескочили на последние события. Она вспомнила читательскую конференцию, показавшуюся ей верхом фарисейства. Люди думали одно, а говорили совсем другое. Все знали это, смотрели друг другу в глаза и делали вид, что так и надо. Если бы власть пеклась о своем авторитете, разве она могла бы допустить подобное? И Таня поняла, что она должна попытаться найти ответы на свои вопросы, которых накопилось слишком много...

Утром она пошла к Кондратьеву. Командир вертолета выглядел плохо: почернел, осунулся, на лбу залегли глубокие морщины. У его жены Людмилы было опухшее, заплаканное лицо. В комнате лежали неприбранные вещи. Беда смотрела из каждого угла. Татьяна кивнула Людмиле и сказала:

— Я бы хотела поговорить с Александром.

Кондратьев, неподвижно сидевший на диване, повернул голову.

— Можно? — спросила Таня.

— Садись, — глухо произнес Кондратьев.

Таня села на стул, положила на колени сумочку, в которой лежал диктофон, огляделась. В этом доме вместе с Андреем она была не раз. Александр и Люда приглашали их на семейные торжества. Сейчас здесь было не до праздника. Кондратьев поднял на нее глаза, в которых поселились тоска и отрешенность.

— Саша, — глядя на него, тихо сказала Таня. — Помоги мне разобраться в том, что с вами случилось.

— Зачем это тебе? — угрюмо спросил Кондратьев.

— Я знаю, что вас заставили лететь за Казаркиным.

— Слушай, Татьяна, иди от меня подальше, — Кондратьев качнулся и навалился на спинку дивана. — Тебе нужна сенсация. Хочешь славы заработать, так ведь?

— Да нет, Саша, слава мне не нужна, — ответила Татьяна. — Сегодня ты попал в такую ситуацию, завтра может попасть мой Андрей. Пока Казаркину все будет сходить с рук, никто из пилотов не застрахован от того, что это не повторится.

— Ишь ты, куда замахнулась, — дернул головой Кондратьев. — Казаркин здесь царь и бог. Я за ним не летал. Я там сел на вынужденную.

— Значит, ничего говорить не хочешь?

— И не буду. Иди, Татьяна, занимайся своими делами, — Кондратьев встал, давая понять, что разговор окончен.

Татьяна поднялась со стула, растерянно обвела взглядом комнату и вышла. Она думала, что все получится иначе. Она и диктофон с собой взяла не для того, чтобы записать Кондратьева, а прокрутить то, что ей говорил Захаров. Но командир вертолета отказался разговаривать с ней. Почему?

Сколько ни думала об этом Татьяна, сходилась на одном: Кондратьев сейчас надеется только на Казаркина. Думает: вместе попали в яму, вместе из нее и выкарабкаются. Но ведь у Казаркина-то положение совсем иное. Если он признается, что вертолет летел за ним, значит, вся ответственность за незаконное использование авиационной техники упадет на него. «Нет, — подумала Татьяна, — гусь свинье никогда не сможет стать товарищем. Надо подождать, как будут развиваться события».

УЛИКИ

Николай Афанасьевич ждал вертолет к обеду. Погода была отвратительная. Низовой ветер вздымал на