Тата - Валери Перрен

– Ладно. Согласна.

Мы вошли в агентство и записались на три просмотра. Выходя из каждого дома, я думаю только о том, который накануне видела вместе с Антуаном, и наконец заговариваю о нем с молодой агентшей.

– Да, конечно, я его знаю. Таких отреставрированных строений в нашем районе немного. Несколько лет назад я занималась его продажей. Не знала, что он снова на рынке… Не сочтите за нескромность, но… кто сделал предложение?

– Антуан Эте.

Молодая женщина весело смеется.

– Тут какое-то недоразумение. Антуан Эте – владелец, он может быть продавцом, но никак не покупателем… И я, кстати, не знала, что он решил расстаться с домом.

Я сразу звоню Антуану.

Он отвечает, что очень рад меня слышать.

– Мы с Аной сейчас присматриваем дом – тот, что на улице Фреден, мал для нас. И… Ладно, не буду ходить вокруг да около. Тот, который вы показали мне вчера, ваш?

Я раздражена и говорю излишне громко. Зачем он подал дело так, что дом продается?

– Да.

– Вы его продаете?

– Да.

– Но я думала, что…

Он не дает мне договорить.

– Я приеду в «Монж» в час дня и отвезу туда вас обеих.

* * *

Теперь вокруг черным-черно. Как в той клетушке в Калюире, где он прятался, когда отец возвращался вусмерть пьяным. Там он чувствовал себя в безопасности. Различает звуки, голоса. Мужские. Они говорят о ДНК. О том, что некто «уходит все дальше». Он слышит и тут же забывает. Иногда ему приподнимают веко, и свет слепит его. Внутри этого искусственного солнца он замечает силуэт матери, летящей к трапеции, опускающей руки, делающей кувырок и цепляющейся за крепкие мужские руки: его руки. «Я поймал тебя, мама». Он помнит несколько последних дней. До этого все в тумане. Ощущения, впечатления. Ясно он различает только Аньес, незнакомку, которая связывает его с детской любовью.

В Париже он ходил за ней много дней. В последний она зашла в какое-то здание и вышла оттуда с мужчиной. Актером из своих фильмов. Он посмотрел все, но ни один его не впечатлил, ведь она там не играла. Он предпочитает ее интервью. Они зашли в кафе, чтобы поговорить, он пристроился в углу, откуда мог незаметно за ними наблюдать. Потом Аньес ушла. Спустилась в метро. Он вошел следом за ней в поезд. Она стояла в переполненном вагоне, прислонившись лбом к стенке, вцепившись в поручень, и вдруг расплакалась. Он был так близко, что мог бы до нее дотронуться. Ему хотелось отвернуть воротник ее пальто, вдохнуть запах кожи, вернуть «тот аромат». Происходит маленькое чудо: на станции «Мадлен» вагон дернулся и его притиснуло к ней. Он уткнулся носом в волосы, сколотые в небрежный пучок. Прошелестел: «Извини…» Но Аньес не услышала. Не удивилась, что кто-то обратился к ней на «ты». Другие пассажиры занервничали, стали возмущаться: «Перестаньте толкаться!» Ему хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно. Заколка расстегнулась, скользнула вниз по воротнику, и он успел поймать ее в ладонь и зажать в кулаке. Он осторожно, одним глазом, огляделся: никто не обратил на него внимания. Все тяжело дышали, были подавлены, но покорно молчали. Аньес закрыла глаза: прислонилась лбом к стеклу и словно бы задремала. О чем она думала? Почему выглядела такой печальной? Она сейчас была похожа на его мать, когда та жила затворницей в их квартире в Калюире.

Он осознал, что никогда больше не подберется к ней так близко, и до Сен-Лазара не открывал глаз и не шевелился. Все это не случайность, и лучшее тому доказательство – запах свежесорванной вербены. Так пахло только от его матери. Кожа Аньес испускала тот же аромат. Четыре минуты он был погружен в воспоминания рядом с женщиной, о которой старался не думать, чтобы не разорвалось сердце, потом она обернулась, извиняясь, пошла сквозь толпу к двери и вышла на следующей остановке. Он остался стоять, сжимая в кулаке заколку.

Позже, вернувшись на улицу Аббесс, он заметил свет в ее квартире. Было холодно, на улице он заночевать не мог и пробрался на задний двор ресторанчика напротив дома Аньес. Кухонный вентилятор много часов нагнетал горячий воздух, не давая ему замерзнуть. Холод разбудил его в пять утра, и он укрылся в бистро на улице Лепик, успел выпить кофе, вернулся к дому и увидел, как она садится в такси. Одна. Этим утром он потерял ее навсегда.

* * *

Антуан ждет нас на тротуаре. Когда мы появляемся у «Монжа», он встречает нас широченной улыбкой.

– Почему вы сказали, что ваш дом продается?

– Потому что он правда продается. Но только вам с Аной.

Мы изумленно переглядываемся и начинаем хохотать.

* * *

20:30. Мы сидим в зале ресторана большой шумной компанией. Льес, Лина, Эрве и его шестнадцатилетний сын, Натали со своей половинкой, Адель и две ее дочери, Антуан, Ана и я. Сегодня вечером кормят паэльей и наливают розовое вино. Всем, кроме детей, они инстинктивно сгруппировались в торце стола, о чем-то шепчутся и прихлебывают чай со льдом из стаканчиков. Мы перескакиваем с одной темы на другую, но слова «Судковски, Колетт, Бланш, свадьба, звуковая аппаратура, диджей, миндальные конфеты для новобрачных, ничего религиозного, ты выбрала платье, публикация объявления, результат матча…» то и дело повторяются. Появляется усталый Поль.

– Судковски в реанимации. Ночь он не переживет.

Мысленно возвращаюсь к «присутствию» в номере. Вспоминаю его слезы. Судковски был там. «Он не переживет эту ночь». Как же долго Бланш ждала этих слов! Хочу переспросить у Поля, мог ли монстр быть прошлой ночью в Гёньоне, но он берет стул и садится рядом с Аделью, поцеловав ее в макушку. Этот глубоко интимный жест на виду у всех пробирает меня до дрожи и не дает рта раскрыть. Натали, не такая трепетная, как я, достает свой блокнот Коломбо.

– Не волнуйся, я ничего не опубликую, пока не дашь отмашку… Но все-таки… Могу упомянуть, что в гробу Бланш лежала кассета? Ты ее прослушал? Чей там голос?

Антуан не сводит с меня глаз, я все время смотрю на Антуана. Я куплю его дом.

Ближе к вечеру я пошла к Луи Бертеолю. Ана принимала ванну и слушала Леди Гагу. Луи я впервые призналась, что чувствую. Сказала:

– Кажется, я – средоточие всей этой истории, но не осталось никого, кто мог бы ответить на мои вопросы. Ни родителей, ни Колетт, ни Бланш.

– На улице Фреден, – говорит он, – напротив Колетт живет одна дама. Перейди на другую сторону и постучи