Тата - Валери Перрен

– Та, что приносит мне супы?

– Вполне вероятно, что она и супчики варит.

– Как ее зовут?

– Мадам Обер.

– Я встречалась с одним Обером, который помнит Судковски и его дочь. Он работал в мэрии, и его вызвали, когда из зверинца сбежало какое-то животное.

– Эта соседка – дочь месье Обера.

– Ты знал, что у Бланш в руке была кассета?

– Накануне похорон Колетт отдала мне голубой пластиковый пакет, обмотанный пленкой. Я решил, что это приемничек, чтобы слушать музыку, но спросить не решился. Она попросила положить его в гроб. Колетт ведь была далеко не проста и имела массу секретов. Даже от меня.

Выйдя от Луи, я отправилась прямиком к соседке, толкнула калитку, постучала, позвала, но никто не откликнулся. Было очень поздно и холодно. Я решила повторить попытку утром, прежде чем уеду в Париж.

32

19 января 1972

Сегодня вечером в «Кабаре птиц» празднуют день рождения одного гостя. Приглашенных на закрытое мероприятие человек сто. Бланш и еще двум хостессам пришлось прийти на работу раньше обычного, чтобы помочь подготовить зал, украсить его и все организовать: очередность выступления артистов, торт, сюрпризы. Судковски довел ее до дверей – хотел убедиться, что она его не обманывает. «16:00, это рано».

Внутри кто-то сел за старое пианино, специально поставленное в центре сцены. Музыкант играл «Вариации Гольдберга»[63] Баха. Бланш незнакома эта музыка, она не знает пианиста, но никогда не слышала ничего подобного и не может шелохнуться. «Бог в каждом пальце», – шепчет она коллеге, но та не понимает, о чем это.

Когда музыкант встает, Бланш поражается его молодости. Разве не нужно быть стариком, чтобы так играть? Пианист видит женщину, застывшую у бара, и направляется к ней, потом вдруг останавливается и смотрит так пристально, что у нее возникает иллюзия тактильного контакта. Он высоченный и светлоглазый.

– Вы кое-кого напоминаете, – шепчет он, – хоть и не похожи на нее. Как вас зовут?

– Бланш.

– Красивое имя. Белая нота состоит из двух тактов. Не знаете, где бы я мог получить стакан воды?

Выпив все до капли, он возвращается к инструменту, она – к своей работе. В 18:30 команда собирается вместе, чтобы наскоро перекусить до прихода гостей. Пианист остается с группой и сидит рядом с Бланш, как будто они знакомы, но не говорит ни слова. Постепенно ей становится известно, что его зовут Жан и он дает концерты по всему миру. «Тогда что он делает в этом кабаре?»

Именинник Ален Терзиефф – директор лионской консерватории, где учился пианист. Жан готовит ему сюрприз.

Сюрприз он делает мне. Эта фраза навязчиво звучит в голове.

Когда Ален Терзиефф входит в зал, все его друзья уже тут, и праздник начинается. Жан играет на пианино польский вальс в качестве приветствия, потом радостно обнимает виновника торжества. Бланш удивляет такое проявление чувств. «Все эти люди красивы, – думает она. – Они из другого мира. Они свободны – идут куда хотят, занимаются музыкой, пишут стихи. Мне никто никогда не сделает такого подарка. У меня нет друзей. Мои дни рождения – будние дни. Раньше, пока Наталья была с нами, она приходила утром с красивым тортиком со свечами, и каждый раз Судоро говорил: “Берегись, толстуха, не то спалишь бородку”. Он ревновал, потому что я любила Наталью».

Выступают акробат, маг, под потолок взлетают воздушные шары, выносят баварский десерт[64]. Бланш собирает погашенные свечки. Она с детства подворовывает всякие мелочи, так поступают все бедняки.

Терзиеффу преподносят подарки: тур по морскому побережью, золотое «вечное» перо, книги, шарф, бутылки вина, старинную гравюру. Бланш следит за «подношением даров» с наслаждением и завистью и спрашивает себя, что хотела бы получить – кроме свободы.

Любовника, красивого, как этот пианист.

При обычных обстоятельствах Жан должен был бы уйти вместе со всеми после вечеринки. При обычных обстоятельствах Бланш должна была бы вернуться домой, не задерживаясь ни на минуту, чтобы он, встав, не заметил ее отсутствия в смежной комнате. Но его не было в городе. Бланш и Жаном руководило дружное спонтанное желание ослушаться жизни. Она ждала его. Он знал, что она будет ждать. Она взяла его за руку и сказала, что у нее очень мало времени. Он не понял, подумал, что она умирает. Они вошли в какой-то клуб, и, когда музыканты разошлись, сели за пианино, она положила пальцы поверх его пальцев и повторяла движения. Он сыграла адажио, и его пульс участился до 76 ударов в минуту. Увидев его за инструментом, Бланш сразу поняла, что эта ночь станет самой важной в жизни. Интуиция ее не обманула. Эта ночь не будет похожа ни на одну другую.

Они расстались в семь утра. Бланш вернулась домой. В квартире было тихо. Он уехал накануне, взяв с собой Веру. «Деньги на еду» лежали на кухонном столе. Было 20 января.

Родитель вернулся через два дня и ничего не заподозрил. Ни того, что она полюбила, ни того, что провела ночь с мужчиной и никогда его не забудет.

Так я себе это представляю. Так я сняла бы их встречу, если бы не ушла из кино. Я не знаю, как все произошло на самом деле. Как они встретились. Но они встретились и зачали меня. Я – дочь Жана Септамбра и Бланш Судковски. Ханна Рубен не носила меня в своем чреве. Поль сообщил мне все это вчера, после пьяной вечеринки с паэльей. В два часа ночи. Все ушли спать. Мы с ним остались вдвоем на втором этаже в «Монже», и я воспользовалась нашим уединением, чтобы сказать:

– Ты какой-то не такой… Не смотришь в глаза, и это ужасно. Я чувствую себя провинившейся. Я тебя обидела?

Поль, обрадовавшись возможности облегчить душу, выложил все:

– В доме на улице Фреден, на телефоне, нашли отпечатки пальцев. Твои, твоей тети и Судковски. Ваши с Колетт ДНК родственны, что неудивительно. Дяди и тети имеют 25 % общих генов с племянниками и племянницами. Но…

– Но?

– У Судковски те же генетические маркеры, что у тебя.

* * *

Меня зовут Аньес, как бабушку. Ханна Рубен – моя мать. Она спала рядом со мной, когда я болела и у меня поднималась температура. Я держала ее за руку, когда она умирала. Она сжимала мою ладонь на похоронах папы. Мне она доверила свою скрипку. Она пришла на нашу свадьбу, надев красивое платье. Она была неловкой, не знала, что