Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

за невыполнение заданий, да ещё учительница постоянно делала замечание, что он приходит на занятия с цыпками и ссадинами на руках. И это правда: Генка любил возиться со всякими железками, как и старший наш брат. У Геры под кроватью валялось много всякого железного хлама, и я, когда мыла пол в ребячьей комнате, отказывалась лезть с тряпкой под кровать, вытаскивать эти тяжёлые железяки, обдирая себе руки.

Генкина учительница предложила родителям отпускать его в музыкальную школу по вечерам, когда инструмент свободен, и она сможет дополнительно с ним позаниматься. Но зимой темно и холодно – куда такого мальца отправлять вдоль всего проспекта? И мне поручили сопровождать Генку на вечерние его занятия. Пока он долбил гаммы под присмотром учительницы, я отчаянно скучала. Но как-то заглянула в соседний класс, увидела пианино и буквально приросла к нему: забыв обо всем на свете, я стала пробовать клавишу за клавишей, а потом и подбирать знакомую мелодию. Учительница услышала мою игру, вошла в класс и сказала, почему бы мне не пойти учиться музыке вместо брата, у которого нет желания учиться. В порядке исключения меня могут принять в мои 14 лет. Я загорелась: а что? Очень хочу! Но дома папка воспротивился. Во-первых, я и так сижу много за домашними заданиями, а на будущий год нагрузка возрастёт ещё больше. Во-вторых, не надо забывать, что у меня больные уши и снижен слух.

Гена проучился недолго. Родители поняли, что без инструмента дома и при такой организации его учёбы он не сможет качественно осваивать азы музыкальной грамоты.

Мои старшие братья и я были близкими по возрасту. Женька рос плохо в детстве и всегда страдал из-за своего малого роста, а тут он вдруг стал вытягиваться по десять сантиметров в год, его красивые огненно-рыжие волосы притягивали внимание девчонок, он аккуратен был в одежде, свои брюки всегда гладил сам, тщательно отглаживая «стрелки». Следил и за чистотой обуви. Учился легко и хорошо, дома почти не сидел за учебниками, весь учебный материал схватывал на уроке, а на перемене сразу же выполнял письменные домашние задания.

Георгий хватал двойки, был ленив, зато руки у него были приспособлены ко всякому деланию. По-моему, он мог делать всё: строить, паять, чинить часы и велосипед.

Иногда они могли взять меня с собой в какой-нибудь дальний поход, и каждый раз я чувствовала свою зависимость от них. И не только зависимость, братья по-своему воспитывали меня. «Не нюнить. Не ябедничать» – это их установки, которым я должна была следовать. Старший Георгий быстро повзрослел, у него завелись девушки и «романчики» с ними. Наш папка ещё на Ленинске называл его «девичьим пастухом». А меня секреты братьев неудержимо влекли, хотелось знать, что такое хранит Герка в своём небольшом сундучке, который он однажды замкнул на замочек, а ключ где-то прятал и, конечно, прятал от меня. Увидев однажды заветный ключик на столе, я в отсутствии братьев воспользовалась возможностью открыть Геркин сундучок. Ничего особо интересного для меня в сундучке не увидела. Там лежали спортивные значки, какие-то железки, перочинные ножики и более серьёзный «ножик» – финка, и такое вот приспособление – свинчатка, которую надевали на ладонь при уличных драках в разного рода мужских разборках. И увидела я в сундучке записочки и фотографии девушек – они тоже не представляли для меня особого интереса, потому что подружки моих братьев у нас регулярно бывали, я их знала всех наперечёт.

Убедившись, что ничего захватывающего для меня в сундучке нет, я закрыла его, замкнув на замочек, и ключ положила на место. Герка ключ прибрал, но я успела подсмотреть, что он прячет его под матрас на своей кровати. Несколько раз я снова открывала сундучок и, видимо, случайно переворошила его содержимое. Открыв сундучок в очередной раз, увидела листок бумаги, на котором Герка нарисовал кулак (он неплохо рисовал) и под ним написал: «Люська! Ещё раз залезешь, получишь вот это!» И больше я в сундучок не лазила не потому, что боялась угрозы брата, а потому что мне стало стыдно. Братья меня и пальцем никогда не трогали.

Тогда я занималась самовоспитанием, хотела быть смелой и храброй, иногда ходила ночью одна в безлюдную часть парка. Любила я и просто постоять в выходные дни в парке у танцплощадки и послушать духовой оркестр. Вход на танцплощадку был платным, да и я была ещё не в кондиции заметной для парней девушки. «Пигалица! Даже братья не станут со мной танцевать», – думала я.

Ну а братья проникали на танцплощадку без билета, проделав в заборе «секретный» лаз через сдвинутые доски. В один из летних вечеров я увязалась за братьями в парк, как они ни старались меня отшить. Я пообещала им, что не буду им мешать, а постою в сторонке, послушаю музыку и домой уйду одна. Ребятам я была не нужна, они вовсю кадрились с девушками. При этом Герка любил разыгрывать и пугать своих девчонок, а то и какую-нибудь парочку на скамейке, например, пойманным заранее ужом. Змею он прятал у себя под курткой, придерживая рукой. Присев рядом, он незаметно выпускал ужа и наслаждался произведённым эффектом, криком и визгом перепуганных девчонок. Я боялась любых змей. Ведь легко можно было ошибиться, перепутав неядовитого ужа со смертельно опасной гадюкой, но из Геркиных рук однажды, переборов страх, взяла ужа и перестала бояться. И в этот вечер брат был со змеёй в руках, а на танцы пришла его девушка, которую он не хотел пугать.

– На, подержи ужа и стой здесь! – приказал он мне.

Я безропотно взяла и спрятала змею под своей курточкой, так же, как Герка, придерживая её руками. Братья удалились. Я стою и слушаю музыку. Тусклая луна на небе того и гляди скроется за наползающими тучами. Шум ветвей старых сосен от прилетевшего ветра. Первые дождинки с неба. Встала подальше от танцплощадки под большое дерево, прислонившись к стволу. В душе недовольство – ушла бы домой, пока не пошёл дождь, да братьев надо подождать. И вдруг ко мне подвалил в дымину пьяный дядька, облапал меня, полез целоваться. Я испугалась, стала его отталкивать одной рукой, в другой руке держала ужа под курткой, но змея почувствовала слабину моей руки, зашевелилась, поползла вверх по моей груди к воротнику курточки и высунулась наружу у шеи, мечтая, видимо, удрать. Надо было видеть лицо пьяного дядьки с вытаращенными глазами! Он замахал руками, отпрянул от меня и побежал прочь.

«Молодец, ужик! Спас меня!» – похвалила я своего спасителя и сама возгордилась собой. Повзрослев,