Некоронованные - Дмитрий Георгиевич Драгилев

У меня больше прав, Настёна, чем ты думаешь! Мое знакомство с тобой длится дольше, нежели у волокиты Шустрова, дамского угодника. Я никогда тебя не игнорировал, это подлая ложь. Я звонил тебе часто. Я звонил, а тебя не звали к телефону, говорили, уехала к бабушке на целую неделю. Я мучился и вертелся. А вдруг ты вовсе никуда не уезжала и я просто обидел тебя? И ты предупредила родных, наказала не звать к телефону, если позвоню? Наказала. В далеком детстве дед (у меня тоже был свой) пугал перспективой кусать локоть. Укусить собственный локоть означало последнюю возможность что-то изменить. Это было пострашнее пряжки ремня. Вот что казалось самым жутким, самым отчаянным наказанием: когда все уже потеряно, у человека возникает желание укусить себя самого. Но локоть не поддается. Так катастрофа становится более очевидной, рельефной. Сустав не проявляет гибкости. Если не стану сволочью, если смогу перед очами твоими…

Кто тебе дороже? Кто из нас шустрее, Ю.Ш. – то есть Шустров – или я? Я ищу былинные валуны с полезными подсказками и приносящими удачу надписями. Я не враг Шустрову, но и себе не враг. Могу посоветовать Юре, заплутавшему в Пустоши, подобрать пристойный клочок парусины, вымазать копалку в смоле или мазуте, накорябать пару слов. Потом протолкнуть парусину поглубже в горлышко, задраить его чем-нибудь (не знаю чем – при отсутствии пробок и сургуча). Короче, плотно закрыть и изобразить на этикетке «любовь», «печаль» или что-нибудь другое – какой-нибудь символ, литеру, семиколон, запятую, тильду или букву «ять». Условленный знак, как у Егора Бидно. Если, конечно, вы с Шустровым о чем-то договорились. Всем известно, что в наших краях водное сообщение хорошее. Пусть плывет бутылочка, как лодочка, когда-нибудь доплывет. То, о чем я рассказываю, не новость. Скорее – хре-новость.

На новость не хватит гроша, вероятно. Саднит неукушенный локоть…

Ох, саднит…

……………………………………………………………………………………………………..

Камерады хорошие, ув. товы, господарыни, я совершенно трезв. Пиво № 3 и присовокупленное к нему пиво № 4 на меня не подействовали. Таблетки водкой не запивал. И вас, надеюсь, не смущает, что всех моих сослуживцев в определенный момент потянуло на философские рассуждения, воспоминания и свидетельства. Воспоминания – это не поза, а необходимость. По закону кочерыжки мы вспоминаем о капустном листе. По закону грабель мы вспоминаем о лобном месте. Радиослушатели-мемуаристы популярны весьма. Вы думаете, только пенсионеры могут что-нибудь классное вспомнить? Ошибаетесь! Вы еще не знаете, какие непотрескавшиеся свидетельства способен вытащить из рукава ваш покорный слуга Сидоров.

Прежде всего должен сказать сакраментальное: верю! Я верю, что у каждого жителя Новодубровска в определенный момент появляется потребность в чувстве локтя, в чувстве долга супружеского или интернационального, а также потребность в лифтах, в частых соприкосновениях с лицами подруг в тех же лифтах, везущих на самый далекий этаж, когда сирень становится, как бандит, махровой, курильщики плюют на поручни и детали, а марши оказываются в пролете этой шкалы. Какой шкалы? Шкалы нашего радио.

Я уже описывал его. Но на правах ветерана, собирающегося сдать дела – пока катаклизмы, угрожающие цивилизации, не накрыли полностью: варвары, варнаки, вояки, вирусы, ауты климатические, ударения-акуты в лишних местах, – не дожидаясь фразы «сделайте милость», устрою вам… Нет, не Юрьев день, а день открытых дверей. Позволю себе дополнительную подводку к интершуму. Это только Пруденс никогда не сочиняла под водку, всегда под ликер.

Шкала – неизбежная вещь. Как шкалик. Как школа. Трехликий градусник у фонтана являет собой собрание шкал. Сквозная, тянущаяся через все этажи гофрированная внутренняя стена парадного и сама лестница радиодома – тоже шкалы своего рода. Определенно полезные. Так, например, скорость желчи можно замерять по темпам движения нашей начальницы по коридору. Между прочим – и я готов повторять это сколько угодно – на шкале достопримечательностей Бровска радиодом занимает третье место (после вокзала и почтамта). Коридоров в нем было изначально больше, чем помещений. Впервые оказавшись внутри, все с удивлением отмечают для себя приметы прихотливого интерьера: лифт в деревянной коробке (корневой ореховой, а может, и ольховой, фиг знает), слегка напоминающей Биг-Бен; лестница обвила его в обрамлении встроенных между балясинами круглых ламп, сильно похожих на корабельные иллюминаторы. Напоминают иллюминатор и часы, смонтированные над дверью лифта. А также их клон, точнее – двойник снаружи, под крышей над парадным входом. Невозможно не задержаться у огромных окон фойе с видом на городской парк. Законный, заоконный. Постепенно все это стало обыденностью – бежишь на работу, смотришь только под ноги.

ЦИРК НИКУДА НЕ УЕДЕТ

Однажды в парке сооружали цирк, шапито. Ставили мачту. Но прежде рабочим пришлось разгрузить грузовик, здоровенную такую фуру, фургон, трак, до отказа забитый всяким барахлом. Казалось, что старую деревянную халупу разобрали на дрова, что чей-нибудь дом пошел на распыл со всей его рухлядью, с полуистлевшим внутренним убранством. Какие-то черенки, черепки, брусочки, кубышки, тряпки, тумбочки, ящички. Мачту-ферму, похожую на антенну, поднимали с помощью специальных тросов-канатов. Одним словом, веревок. Ведь авиаторы говорят, что канат и трос – вещи разные. Потом на нее нацепили клоунскую юбку – двухцветную, красный и синий колер. Брезентовый подол. Если бы не барахло и юбка, я бы продолжал думать, что это новую радиовышку строят, нормальный ретранслятор, ведь мы уже давно вслепую вещали на УКВ. Конечно, не совсем вслепую, но впустую, если говорить о деревне. Об уездных соседях, которых, видимо, и пытался продать глупый Гречка из шустровской считалки. Мы знали скромные технические параметры родного передатчика, знали, что только ретранслятор увеличил бы зону покрытия, улучшив прием на территориях, лежащих за пределами Бровска. На редакционных летучках все громче звучали слова о возможных коренных изменениях. Очень скоро они свелись к намекам на предстоящие командировки, причем изначальными, первичными поводами были пиар и мониторинг, обратная связь. Шефиня, угождать которой – пустое занятие, высказала парадоксальную мысль. Владея информацией лучше других, она тем не менее заявила, что считает необходимым провести опрос в провинции. С одной-единственной целью: выяснить, «сколько народа нас слушает», а попутно узнать, каких окраин «достигает сигнал». Но якобы сделать это можно только опытным путем, эмпирически, «выехав на места». Шефиню горячо поддержал Биксин, приготовивший заранее свою речь.

«Нас не спасут ни флаеры, ни телефонная линия в прямом эфире, ни редакционная почта. – Вращая глазами, Валериан мятежно поглядывал по сторонам. – Для кого мы так тщательно диапазоним? Для тех, кто раньше предпочитал иностранные очень странные голоса? Думаю, что на