От фонаря - Владимир Аркадьевич Гандельсман

форме. Столетник на окне. Одно окно. Одна кровать. Никелированная. Всего по одному. Потом уж мать съехалась с сестрой. Сестра умерла – вот и квартира. Спрашивает про Настасью: „Она работящая? Не фифочка?“ – „Что за фифочка? Мама! Ну что за фифочка?“ – „Не ветер в голове?“ – „Не ветер“. Бушует над бором. Некрасов. С детством слился. Мама читала вслух. Мелодика. „Старый Мазай любит до страсти свой низменный край“. Вот именно.

Андрей Львович в квартире друга, у которого квартир две. Одна родительская, вторая про запас, в новостройках. Продувные насквозь дома. Продув насквозь. Ночь ленинградская. Вечная мерзлота. Пустырь и ночь. На службу. Со службы. Портвейн-портвешок или водка с водопроводчиком. Водкопроводчик зашел чинить ванную. Засор. Пришлите колонизатора. Распили. Разошлись. И личности вот эта несвершенность. Трагикомическая. И общее недомогание души.

Тогда ехали вместе после конференции. Сытин с критиком и Андрей с приятелем. Критик вздохнул и кивнул на них, на „семинаристов“: „Неужели им не светит?“ Сытин: „Нет“. Вздохнул. Ночь на дворе. Не будут их печатать. Поэзия запрещена. Сам печатает. Нет-нет – да и книжка. Они-то прорвались, в шестидесятые повылезли. Грибки оттепели. Эзопоязычники. Смысловики-затейники. У Андрея Львовича несвершенность. Размытость. Размытость определенности. Расплыв неточности, несовпадения с собой, неслияния с оригиналом. Как от переводных стихов. Мука одна.

Настасья. Носик острый. Глаза вкрадчивые. Смотрит как прикасается. Ощутительно смотрит. У Андрея закипает. Он ей стихи. Она прочтет на ЛИТО – хорошо. Игра, они в заговоре, в подмиге взаимном. Дурачат дураков. А ляжет рядом – нет, он не может. Он волнуется. Я волнуюсь. Ничего, не расстраивайся. Ты хороший. Лучше всех. Да? Да. Тогда ладно. Приходит к ней, разговаривают о поэзии. Она: „Вот, Иванов, который Георгий“. Он: „Да“. – „Ты слышал о таком?“ – „Да. Кое-что“. – „Вот у него: „Веточка, царапинка, снежинка, ручеек. Нежности последыш, нелепости приемыш…“ – „Да. Всегда трезв. Притворяется, что навеселе. На дивном веселе“. Она: „Непреклонная грация“. Тут Андрея Львовича как громом. Это не ее слова! Это слова Березина, одного из местных. Еще до ее прихода в ЛИТО он слышал эти слова. Березин выступал с докладом об Иванове. Это его слова – „непреклонная грация“! Признавайся, Настасья. Признаю́сь.

Любовь. У Березина любовь. Влюбился в стихи. В мои. В твои. Что делать? Не знаю. Представляешь? Я тут при чем? Значит, он в тебя влюбился. Как бы. Хорошенькое дело. Я не по мужской части. Я ни по какой части. Березин. Надо же. Под Иванова он и пишет. Соблазн простоты. Кажущейся простоты. Обманчивой меж тем. Меж тем обманчива она! Вы встречаетесь? „Встречаетесь“! Сколько фальши в слове. Сирано сплошное. Сразу невзлюбил Березина. А нравился. Только что нравился. Сдуло в момент. Про стихи врет. Настасьи добивается. Или добился? Ничего. Пусть. Я не жадный. Мой тезис: жизнь больше любви. Любовь проходит. Еще при жизни проходит. А жизнь живется. Несмотря ни на что. Двоих что связывает? Не только любовь. Не столько. Одна орбита связывает двоих. Метафизическая орбита бытия. Если связывает. Есть жизнь, и есть любовь. Двое живут жизнь. Любовь может кончиться. Да, может и кончиться! Могут быть посторонние любви. Мимолетные. Они говорят: „Измены“. Они говорят: „Связи“. Какие измены? Вранье. Жизнью претерпевается все. В преодолении насущном. Тоска, конечно. Но что не тоска? Посторонняя любовь тоже любовь. Не измена. Она должна быть прощена. Точнее – помилована. Потому что не виновата – раз. И потому что жизнь больше – два. Жизнь милосердна. Любовь жестока. Даже если не виновата. Жизнь милосердна, потому что забывчива. Зачем ей что-то помнить, если она есть? Любовь жестока. Злопамятна. Что ей делать, если ее больше нет? Помнить. Измена не физическое дело. Настасья поделилась мной. С ним поделилась – мной. Вот где измена. Жизнью моей души. Что ты говоришь? Ничего. Штучко-образный папирус. Что это значит? Ничего. Голяк в оркестрационной. Штучко-образный папирус. Се-ги-кей-смен-ствен-ность. Дрехкандр. Алум.

Она призналась Березину в итоге. Что стихи не ее. Тот чуть не рехнулся. Я его вызову! На дуэль! Так кричал. Кричал и бедствовал. И бедствовал крича. Внутри себя. Внутри своих ресурсов. Боль его. Боль его острая. Как он мог полюбить? Он полюбил? Эти стихи? Дерьмо это? Как? Пусть придет. Я ему по лицу съезжу. Так кричит Березин. Наверное.

Андрей Львович не против. Я приду. Куда? Туда? Приду. Березин плачет. Наверное, плачет. Бьется головой об стену. Так попасться. Так разыграли. Неискупимо. И ты, ты, Настасья! Скажи, что это ты! Ты написала! Это не он! Так умоляет Березин. Не он? Он. Будь мужествен. Бьется Березин. Рана его пожизненная.

Березин не явился. На выяснение. Андрей Львович не трус. Пришел. Потом тот позвонил. Был нетрезв. Сказал: „Она со мной“. Андрей Львович: „Понимаю“. Тот сказал: „Она с тобой не спала“. Андрей Львович: „Целый год“. Тот: „Что целый год?“ Он: „Абсолютно все. Голяк. В оркестрационной. Штучко-образный папирус“. И добавил про себя: „Встретить бы этого Березина до того, как все раскрылось. Интересно. Его можно было бы узнать по словам, мыслям. Но по моим словам и по моим мыслям. Меня отдали ему в дар. Увидеть себя в таком зеркале. В кривом. Можно ведь ужаснуться. Воистину. Большая тема. Здесь не только измена. Не только предательство. Здесь и любовь. Так странно выраженная. Да, да, ты меня любишь, Березин. Бедный Березин“.

И пошлó, пошлó. Стало длиться. День, другой. Неделя, две. Месяц. Через год они поженятся. Она станет Березина. Еще через год уедут. В эмиграцию. А пока. Пока Андрей Львович отходит в сторону. Он почувствовал, что оживляет их любовь. Делает ее острей. Я не приправа. Я не перец. Не соль. Не корица. И устранился. Это унизительно. Я не катализатор. Дайте объявление: „Ищу катализатора“. Меня нет. Обнял маму. Ветер в голове? Да, ветер. У нее. Я так и знала. Не везет моему мальчику. Ничего. Он не сломлен. Он выживет. Стихи спасут.»

– Я привез тебе свой препарат. Вот эти – раз в неделю по одной, в маленькой баночке. А эти – три штуки под язык. Каждый день.

– Омолаживающие?

– Не сразу. Надо попринимать месяца три. Результаты, где применяем, хорошие. Для памяти. Если боли в суставах. Ну и прочее.

– Как ты? Давно не виделись. Лет пять? Как сестра?

Только что, по дороге из аэропорта, он заезжал к сестре. Завозил свои препараты. У него небольшая фабричка. Делает таблетки. Я не пошел, ждал во дворе. Декабрь не холодный, мягкий. Едем дальше, он в гостиницу, я в Леонидову знакомую квартирку.

– Все в порядке.