От фонаря - Владимир Аркадьевич Гандельсман

– Что?

– Четверо их. Дочь ее с мужем и пацан лет семи.

– Понятно.

– Сестра готовит ежиков. Ха. Ты знаешь, что такое ежики?

– Ежики?

– Ну. Пацан с папашей лежат, смотрят телевизор. Сестра тараторит: «Нельзя же лежать, он ведь маленький, будет неспортивный». Неспортивный. Представляешь?

– Да.

Он стал еще более горбонос, рыжесть выцвела и поредела. Так же глубоко втягивает воздух, прикладываясь указательным и большим к ноздрям.

– Сестра им покоя не дает. Говорит, попроси его вынести мусор, на помойку сходить попроси. Она хочет, чтобы он занимался делом… Этот муж странный. Лежит – и все. Такое впечатление, что в депрессии. У тебя бывает? Ты попринимай, если что.

– Конечно.

– И потом, сестра его не любит, этого мужика. Говорит, надо было такого в дом привести. Лучше, говорит, совсем никак. Дочь ее прибирается, так она бросила ежиков, стала ей мешать. Дочь кричит: «Твоей приборки сейчас здесь не будет. Не бу-дет!» А потом: «Вот здесь лежало колечко. Его нет. После того, как ты прибирала…»

– Колечко.

– Пока сестра стала помогать, колечко пропало. На палец которое надевают.

– Да.

– Тогда сестра кричит, мол, давай проверим в мусоре. И вывернула ведро с мусором на газеты. Дочь ее тоже закричала, что не будем в мусоре, что не надо никакого колечка. Жалко сестру. С таким психозом она. Говорит дочери: «Лучше бы ты бросалась на того, на кого надо бросаться…» Ты представляешь?

– А что пацан?

– А что пацан? Все время втягивает сопли и хнычет. Броуновское движение.

Мы едем дальше. Я не философствую. Броуновское движение. Вечер чудный. Ни о чем не поговорили, конечно. И только в конце я спросил про Клюева и кошку. Саша сказал, что не помнит никакой кошки, что он его просто ударил и попал в висок. А сейчас ему выходить.

– Я все забыл. Из этой раз в неделю, по одной?

– Да, из этой.

Он выходит. Я еду дальше.

НОЯБРЬ

«Андрей Львович идет на службу в конструкторское бюро „Вымпел“, ядовитые дымки над трубами, Нарвские ворота в ад… Но сегодня не идет, а лежит.

Больница. Не инфаркт, предынфарктное. Вот это „ы“. Толстостенное и предупреждающее. На „и“ тоньше и быстрее, на „и“. На исходе год 1981‐й. Зажглось к вечеру, на работе. Дошел до больницы. Она тут же, с Промышленной направо. Фонарики сверкают, примораживает. И уложили. Нехорошо. В больнице вонь, это на первое, сразу и резко. Андрей Львович пошучивает: допрыгался. Медсестра отзывчиво улыбается. Клюет ласково на каждого живца, краснеет.

В коридоре женщина. С привязанными к спинке кровати руками. „Отвяжите, отвяжите“, – как юродивая в кино. Просительно. Извиваясь. Вид. Избитый вид. Испитой. Андрей: „Отвяжите“. Сестра: „Нельзя. Будет снова прыгать“. – „То есть?“ – „В окно“. – „А-а“. Это на второе.

Простыни. Пятнистые. Андрей включил „мертвую зону“, „Умышленную Мертвую Зону“, так он придумал. УМЗ. Когда не видишь то, что не хочешь. Перед тобой, а не видишь. С мыслями то же: не подпускаешь. Испуганный человек, человек испуганный. Поэма. Рядом, в коридоре, он и она. Андрей уже с включенной УМЗ. Чтоб расплывчато. Она во сне подвывает от боли. Муж сидит рядом, поглаживает ее руку. Мимо то медсестра, то больной, то черт его знает кто. То черт его знает кто. Не обращая на нее внимания. Отдельный мир – боль и сон. Борьба. Физическая. Все жилистые силы в сцепке. Жилистые силы души. И краем мозга фиксирует там, внутри себя: я есть. Я здесь. Боль как удар. Стон. Внутри нее колокол. Стон идет эхом, эхом колокола. Остальные – в своем мире, в здоровом. Медсестра все, что положено, сделала и ушла. Муж – в двух мирах. Но почти в одном, во внешнем. Туда, в ее борьбу, не проникнуть. Он бы и рад – здоровье не пускает. Здоровью не до болезни. Как бы душа ни рвалась туда, на помощь. Это на третье.

УМЗ не очень-то работает. Срывается в смотрение, в мысль. Андрей не трус. Он видит. В палате еще один, лицом к стенке. Выцветшая майка блеклая. Это слово „блеклый“. Больничное. Оно через „е“. Через „е“ оно не блеклое. Надо понимать. Тело. Койка. Капельница. Больница! Тоже слово. Воспаленное. С прицельной лампочкой посередине. В сто ватт. Точное слово. Только что была вольница. Соскок на „б“ и – передерг ударения. Во славу вони, в сто ватт и во славу вони. Йод, моча, хлорка. Сокрушительная смесь, тошнотворная.

Андрей Львович встречал маму. Незадолго до ее смерти. В больнице. Вышла как из преисподней. В желтом освещении, на венах следы уколов. Стигматы. „Больницы наши, умиральни“. Лежи, смотри в потолок. Ира была как раз беременна. Когда? Дочке три. Три года назад. Стыдно. Мама не хотела его женитьбы. И он не хотел. Так вышло. Беременная она, и вот. Обыкновенная история.

Началось в театральной студии. Студии, студии. Кругом студии. Как грибы. Грибница в гробнице государства советского. Дмитрий его привел. В ДК им. Первой пятилетки. Вот поэт, говорит, будет вам помогать сценарии стряпать. Глава студии – Рубль. Рублев сокращенный. Рубль! Практиковался на Таганке и в той же стилистике заварил кашу. Типа будущий театр. Шурум-бурум, трам-тарарам. Полузапрещенное что-то. Андрей Львович им тексты пописывает. Один из студийцев – дворник. Рагим-заде. Тут же, на Декабристов, в огромном подвале живет. Сборища. Тайное общество на улице Декабристов! Бурлит. Вино, стихи, любови. Гитара. Класс гитары ведет Нодар. Для желающих. Дарик. Девушки взволнованы. Ира за Андреем приударила, за долговязым. За очкариком. Пришпилилась, хвать – и все. Приклеилась. Из Удмуртии Ира эта. Немного раскосая, немного плосколицая. Красивая, на татарский лад. Хвать – и все. Красивая-то она красивая, но рассмотреть не успел. Сквозь очки-то запотевающие. У Рагима в подвале маты. По отсекам разбросаны. На них и падали, заночевывали. И получилось. Получилось у Андрея Львовича. И сразу забеременела. Прописка ей нужна – так мама подразумевала. Моего мальчика дурачат. Прописка так прописка. Не жалко. Семья. Дочь Наташа, Таша. Мать умерла. Не дождалась. Наверное, не хотела. Не того она хотела для своего мальчика. Ничего не говорила. Только подразумевала осуждающе и скорбно. Вслед посмотрит Ире, но как! Андрей Львович помнит. Он включает УМЗ. Но она не включается. Помнит он все.

Вопрос проскока. Как живут люди? Вопрос проскока ситуации, трудной ситуации. Позорной, трагической, нежеланной. Когда не хочешь видеть, слышать, знать. Так строится жизнь. На инстинкте. Нет! Не хочу! Только не кричите. Хорошо, скажу тише: не знаю. Не видел. Падение. Где-то там. Всплеск. Не