Некоронованные - Дмитрий Георгиевич Драгилев

избирательны. Понимаю, что рефлекс „прихорашиваться“ весьма нужный, особенно после шестидесяти. Шутка. Но после шестьдесят восьмого года сохранился не везде. Да и перебарщивать зачем, если естественная красота так и просится на языки и полотна?

Пока я об этом думал, один из пассажиров складывал руки на затылке. Комбинация его пальцев напоминала закусывание губы. Даже не дулю. В окне появлялась отдельно стоящая большая и красивая церковь. Псевдоготика эпохи эклектики. Последний форпост католицизма на „восточной дороге“? Короткая остановка. Автобус покидали двое парней. Вокруг костела никаких жилых зданий, тем более интересных построек. Лишь вдалеке маленькие домишки, рассыпанные на приличном расстоянии друг от друга. Врозь. Наконец возникали лес, речка. Не в пример стодорянским лесам. А до речки пейзаж почти не менялся.

Нынче пейзаж другой. Мы пересекли недоброй памяти Боденское озеро и въехали в Констанц в виде этакой метаболы – бус на паромчике. Oppidum Lindenhof, то бишь Цюрих, обрадовал хорошей погодой (не в пример хмарному Констанцу). Ты не поверишь, Рябой, но обязан угадать, ЧТО мне в первую очередь бросилось в объятия, попалось на глаза. (Не считая вокзала, напоминающего о Вл. Ильиче и отчасти Вяч. Михалыче: экспресс с наркоминделом заплыл в 40-м г. в берлинский дебаркадер на Асканишерплац, спроектированный в свое время в похожем стиле.) Подсказываю. Мемориальная доска! Спросишь, чья, кому? Джойсу? Отнюдь. Поэтической чете из Латвии – Райнису и Аспазии, его супруге. Пожалуй, Плейшнера не зря водили за нос в Прибалтике. Сходство со штирлицевской Ригой имеется, хотя в целом этот город другой. А оперный театр странным образом напоминает львовский.

Побывал я на одном „аперо“, хотя антипасти в качестве фингерфуда меня напрягли. Негигиенично, опасно. Особенно в наше тревожно-рубежное время. Пофотографировал в буколически-пасторальных окрестностях моего пристанища, а также в вечернем нутре этого города, приятного во всех отношениях, кроме цен. Выделенный мне в распоряжение экскурсовод халтурила, причем настолько по-ученически, что об этом лучше умолчать. Как говорят прожженные музыкальные критики: если народ не вызывает на бис и не хвалит услышанное, значит, артистам нужно искать другую работу. Хотя, наверное, можно сделать поправку на церемонных гельветов, а также определенную флегматичность, которую местные жители подозревают в самих себе. Ведь взрывов здесь не бывает. Разве что кто-то по неосторожности забудет банку сгущенки в кипящей воде кастрюли…

Что до коров и цапель, полюбовался я и на них. На праздно шатающихся буренок и прочую ерундень. Принял парад, когда они друг за дружкой отправлялись в стойло. Недоставало только пастуха-дирижера Кости Потехина. Шоколада отведал, бесплатную экскурсоводшу на четырнадцать франков выгулял (лирическая часть получилась бессмысленно-бенгальской, этот легкий дежурный флирт не был нужен ни ей, ни мне). Что еще? Витражи тов., нет, мсье Шагала в их красно-сине-зелено-желто-синей палитре созерцал (ни сотрудница кирхи, ни сопровождавшая меня особа не смогли мне объяснить выбор цветовой последовательности). В троллейбусах снова поездил. Есть там такие. Даже бывший перевалочный остров (полуостров?) наркодилеров и их клиентуры транзитно пересек. Last but not least (как в песне) испортилась погода. Ветер, холод и дождь. Местами снег. Думал открыть банковский счет, но преодолел искушение. Да и кто бы открыл его мне, г-ну Перекатипольскому. Очень скоро вернусь. Тем более что меня ждут. Кто ждет? Взрыв внимания. Или хотя бы новые вести. Ведь вышеперечисленная органика хороша, и огромная душераздирающая полынья посреди города допустима, но…»

Досочинив это письмо, я понял, что вру и ерошусь. Храбрюсь, хорохорюсь. Ершусь, в конце концов. Никто сабжа не ждет. Или ждут не те. Не те, в ком я видел свет и обещание. И Рябчиков мне не помощник. Ребекка упорхнула. Непостижимая особа призывает бороться с демонами. Переспрашиваю: с демонами или доминами? С демонами, говорит. Уточняю: с какими? Отвечает односложно. Дескать, сам знать должен. Мол, мое стремление навязываться – одно из демонических проявлений. Да уж, насильно мил не будешь. Дело далеко зашло. Если она не хочет думать обо мне, если само упоминание моего имени выводит Дженнифер из себя… Говорит, не давал ей информации, которую она искала. Деньгами снабжал, а информацию попридерживал. Сознательно закрылся, блокировал каналы. Оправдывался незнанием, веником прикидывался. Тем самым выбивал пьедестал из-под собственных ног. У нас же обмен – от меня информация, от нее энергетика. В итоге получаю патогенную энергию. Разрушительную. Или вообще никакую. Что мне барышне ответить (о себе не говорю)? Я сошлюсь на сильный ветер и, пожалуй, закурю[17]. Да, глаза слезятся. Склера течет. Но пенять на ветер – все равно что на вирус. Сказать, что не закрывался? Пояснила бы сперва, как это – «закрыться». Я же не клуб. Говорил, что несведущ, только когда испытывал неловкость и растерянность. Или не сообразив, какая информация требуется. Не верит. А ведь инфа от меня шла, ёлы-зелёлы! Однако, оказывается, только запутывая сложноподчиненными предложениями, растеканием по древу. Недостижимка полагает, что, ведя беседы, я говорил ни о чем, воровал время. Преследуя хитрые и хищные цели манипуляции. Если посвящал ее во что бы то ни было, то руководствуясь методами каббалистическими, будто общаясь с врагом. Дабы отвратить, посеять раздражение и неприязнь. В итоге любой материал принимался в штыки. Как ненужный input. А если задуматься на тему проявленной заботы? Тоже мимо. Ведь, оказывается, тайная корысть в заботе той. Всего лишь пытался привязать к себе, держать в поле зрения, с видами на дальнейший шантаж. Я вспомнил вопрос Рябчикова, заемный, из фильма: «И что ты собираешься делать?» Хочется схватиться за голову, крикнуть: «Какой ужас, рятуйте, помогите, люди добрые!» Я ведь всей душой, по любви, без мошенничества, без вредного умысла. Где искать ответы, у каких типировщиков и эзотериков, ортодоксов и харизматов, крестознавцев и родноверов? Неужели так плох? Да, ты плох, говорит, пляши от этой печки, человек изначально плох! Мысль христианская. Но христиан порицает и отрицает, тыча для острастки даже в версии американских конспирологов (ею, впрочем, не чествуемых). Не отсылает разве что к забытым идеям Зузенко А.М., моряка и литератора.

Дженнифер беспокоится, что все по-старому между нами. Якобы ничто к лучшему не меняется. Круче гор могут быть только горы, ловчее гордыни и вампиризма – расставание. Хочется крикнуть: позвольте, какой вампиризм, какая гордыня? Когда даже адреналин не нужен. Вместе с адреналином вырабатывается чувство вины. И желчь. Свербит вопрос: в чем же я все-таки провинился? Предъявите мне счет за эгоцентризм, за лень. Упрекните в занудстве. Ах, если бы лишь в этом и заключалась вся трудность! Ведь знает прекрасно, что я был счастлив пуститься ради нее на любые авантюры, просторы, возможные и невозможные, лишь бы