Банда из Лейпцига. История одного сопротивления - Иоганнес Хервиг

обработкой слабых элементов дело тоже обстояло туго. Я не знал, с какого конца тут подойти. У нас, конечно, было несколько мальчиков, которые демонстрировали полное отсутствие интереса. Они зевали, грызли ногти и тайком играли в карты. Но что я у них мог такого особенного выведать?

Другая «фракция» участвовала во всех мероприятиях с усердием и рвением, и в мою сторону они даже не смотрели. По их затылкам было видно, что я для них пустое место. Играть в разведчика оказалось очень непросто. Все было непросто. Особенно теперь, когда та, которая личным примером показала мне путь компромисса, собиралась послать все к чертям. Мысли вертелись в голове каруселью, но прокатиться на этой карусели вместе с Жозефиной я так и не успел.

– Пойдем прогуляемся по парку короля Альберта в честь моего дня рождения? Вдвоем? – сменила Жозефина тему, и мир опять перевернулся.

В один из следующих дней я шел по улице в сторону Конневицкого креста. На мне была подаренная Генрихом и ушитая Хильмой рубашка, сверху синяя вязаная кофта для защиты от осени, кожаные короткие штаны, белые носки, черные башмаки, на руке – перстень с «мертвой головой». Навстречу мне шагали два «стручка». Из «Юнгфольк». Они остановились на большой дистанции от меня. Большая дистанция, большие глаза. Я пощелкал зубами, как злой волк. Рано или поздно привыкаешь показывать, кто тут главный.

Чуть дальше, на Пегауэрштрассе, я заметил Хильму. Она стояла перед кинотеатром, перед самым входом, размахивала руками и с кем-то спорила, кого я еще не видел. Рядом, прислонившись к рекламному стенду, стоял Пит, скрестивший руки на груди. Его колючий взгляд штыком пронзал пространство. Из-за плеча у него приветливо махал рукой Джек Бенни из фильма «Мелодия Бродвея» 1936 года.

– …Болтаться тут, как последние бездельники… – Ветер донес до меня обрывок фразы. Человек, сказавший эти слова, сделал шаг вперед, и я смог разглядеть его. Говоривший оказался коренастым господином, которому при рождении забыли приделать шею. Его мужиковатый вид плохо вязался с дорогим костюмом и белым шарфом.

– Полегче на поворотах, Эрих, – сказала Хильма, и это прозвучало так, как будто она разговаривает со своей младшей сестрой, хотя дядька был выше ее на голову. – С каких это пор ты распоряжаешься тут тротуаром? Нам запретили стоять под аркой, хорошо. Но перед кинотеатром, на тротуаре, может стоять всякий! – Она щелкнула пальцами. – И вообще, улица тебе не принадлежит! Если она кому и принадлежит, то нам!

Господин поправил концы шарфа. Шелковый, поди.

– Я не намерен больше слушать эту чушь собачью! – сказал он. – И нечего мне тут тыкать! Проваливай отсюда! И своего дружка забери! – он мотнул головой, насколько это было возможно сделать без шеи, в сторону Пита.

Я все еще стоял в нескольких метрах от них. Пит вытянул губы трубочкой и снова вернул их в обычное положение.

– Мы еще вернемся, – сказал он. Его хриплый голос показался еще более скрипучим, чем всегда.

Он потянул Хильму за собой. Они пошли в мою сторону и только теперь заметили меня.

– Привет, – сказал Пит. Хильма промолчала. Она неслась по улице, так что мы с Питом еле за ней поспевали.

– В чем там было дело? – спросил я, когда мы уселись на ступеньки у церкви.

– Да придурок этот прицепился, – злобно пропыхтела Хильма. – Я его с пеленок знаю, живет напротив, на Херманнштрассе. Всегда такой вежливый был, разговаривал и со мной, и с сестрой. А теперь при хозяине кинотеатра состоит и вообразил о себе невесть что. Мы, видите ли, не должны стоять перед входом. Это, понимаешь ли, производит плохое впечатление. Курам на смех! – Она тяжело дышала, как будто кто-то перекрыл ей кислород. – Ну да ладно, плевать! – продолжила она. – Пусть другим настроение портит. Лично я пошла к Генриху. Еще увидимся.

Хильма исчезла, как дым от сигареты. Нежданно-негаданно я оказался один на один с Питом. Мы оба молчали. Я и сам был не большой говорун, а уж с Питом беседовать – это все равно что пытаться продеть канат в игольное ушко. Тут я сообразил, как извлечь из сложившейся ситуации пользу.

– Слушай, научи меня драться! – сказал я.

Пит провел рукой по волосам, потеребил мочку уха, подергал себя за пальцы, щелкая суставами. Потом он встал и поднял меня на ноги.

– Одну ногу отставляешь на шаг назад и разворачиваешь ступню чуть в сторону. Передняя нога – на одной линии с плечами. Почувствовать свой вес, колени расслабить. Корпус чуть вперед, все вместе должно сложиться в диагональ.

Каждую фразу он сопровождал тычками и шлепками. Наконец Пит добился своего и теперь был доволен.

– Ну вот так, – сказал он. – Основная позиция. При нападении и обороне в боксе. Правда, чистого бокса на улице не бывает. Но какие-то общие вещи знать нужно. – Пит сделал два замаха. – Один кулак, так сказать, верхний, на линии плеч, другой – у подбородка. Руку прижать. Как следует! Прямо приклей к ребрам. Только не зажимайся!

И снова Пит принялся дергать меня за разные части тела. Руки уже болели, хотя мы еще даже не приступили к главному.

– Распредели вес! Представь себе, что ты врос корнями в землю! Готов?

Пит ткнул меня в грудь. Удар обжег меня. Я покачнулся, но не упал. Пит кивнул.

– Правильно! Стоять твердо, но не зажиматься. Твердо и расслабленно. Главное – сосредоточиться! Ну а теперь давай посмотрим, как нужно укрываться и уклоняться.

Целый час, если не два, я мучался, выполняя разные задания по предложенной Питом программе. В какой-то момент я почувствовал, что теперь у меня каждый мускул натянут, как струна на скрипке. Кофту я давно уже бросил на ступеньки. Но все равно пот стекал с меня градом, и капли, падая на землю, складывались в причудливые узоры. Пит был разговорчив как никогда. Он засыпал меня разными объяснениями, вбивая мне в голову разные правила, хотя в голове у меня уже давно мигали желтые предостерегающие огни. А когда я, выполняя упражнение на комбинацию ударов, скорее случайно, чем в результате применения технического приема нашел у него дырку в обороне и попал ему в живот, он даже рассмеялся. Смеющийся Пит! И это я, я его развеселил! Такое мне не могло присниться даже в самом фантастическом сне!

17

Ретивый Эрих не оставлял нас в покое. Мама и доктор Хаусман явно держали меня под наблюдением. А меня разбирало любопытство. Чтобы удовлетворить его, я сделал самое простое: взял и поехал в Линденау.

Осенний воздух пах лесом и грибами. И этот воздух был