Городошники - Татьяна Нелюбина

– Колбаски? – спрашивает Славка.

Она возвращается, несет поднос с тарелочками, на них мелко нарезанные – разве что не просвечивают – ломтики колбасы и сыра.

– О, прям по-европейски, красиво-то как, даже трогать жалко – одними глазами уже наешьси! Меня как-то в гости зазвали, в Таллине, еще в самом начале, так я целый день ниче не ел, думал, вот вечером пожирую! А столичек махонький, и тарелочки всякие, и бутербродики крошечные, и пирожки с мизинчик, и по три икриночки на вареном яичке… в общем, красота! Неописуемая. И пили наперсточками, а все развеселились… Европа, в общем. Вот уж где я загрустил по нашенским, по уральским, обычаям!

– А приехал чего? – я спросила.

– Тоскую по Давыдовой, мочи нет. Не знаю, как до свидания доживу.

– До какого свидания? – Кислуха насторожилась. – Она, между прочим, замужем. Я, кстати, тоже! И счастлива!

– Замужем? И счастлива? Кислушка, тебе везет.

– А ты на что надеялся? Надеялся, твоя Давыдова тебя ждать будет? А теперь надеешься, она все бросит, студентов, мужа? А сам не развелся! Раньше нужно было думать!

– Да, жаль, что мы сразу умненькими не получаемся, знать бы сразу, что хорошо, что плохо, а то – сплошные ошибки… – и через секунду Славка опять нес какую-то чушь об уральских морозах и уральских характерах, о примерзших к рельсам трамваях и разгоряченных официантках, об их и своих крайне неиспользованных возможностях.

Я поправила волосы, проверила швы на чулках. Все было в порядке.

– Вы?.. Здравствуйте, Роза Устиновна.

– А вы ожидали увидеть кого-то другого? Здравствуйте, Герман Иванович.

Будто выслеживает меня. Стоит остаться одной, и он тут как тут. Я взяла себе за правило, не делать того, о чем потом пожалеешь. Поддашься эмоциям, сжалишься над человеком, и потом каждый день тебе напоминают об этом, всем видом, этим надоевшим: вы?! Будто не ожидал меня здесь увидеть, будто вошел на кафедру, не зная, что я здесь.

– Будьте добры, загляните к дипломникам, они вас ищут, – я торопливо отступила к своему столу, еще не хватало, чтобы кто-нибудь что-нибудь заподозрил. «Гера» – ну и имя! К тому же – «Иваныч». Наш всем нужный «Гера Иваныч» пошел бочком-бочком, прижимаясь к стенке, что за нелепая привычка! Неужели нельзя идти посередине. Пальчиком ведет по стене, нелепое создание, умирающее от любви, эпизод, не более в моей жизни. Столько лет прошло, неужели неясно, что меня это все ничуть не волнует? Как он нелеп. И лаборантка тоже хороша, хоть бы раз пришла пораньше, цветы полила, свежей воды в графин набрала. Все мне приходится делать. Как бы вы обходились без меня? Одичали бы совершенно без меня. Кто приобрел эти гардины? Кто купил чашки и рюмки? Правда, теперь, при новом начальстве, мы ими не пользуемся так успешно, как при Десятове… Новая метла метет по-новому. Из молодых, как говорится, да ранних. Но поглядим, поглядим, не будем забегать вперед. Десятов ушел в докторантуру, и его временно замещает…

– Добрый день, Роза Устиновна.

А! Легок на помине. Я приветливо улыбаюсь:

– Добрый день, Прохор Сергеевич! (Ну? Как звучит?)

Он проходит к столу Десятова, ставит на него свой портфель и садится на его место.

Теперь это е г о, Прохора Сергеевича, место. Его стол. Его стул.

– Где Герман Иванович?

– Где же ему быть, Прохор Сергеевич, у дипломников.

Он со скучающим видом оглядывает нашу кафедру. Уж с таким скучающим видом, что и не удивлюсь, если со временем ему покажется мало этого стульчика и он замахнется на кресло.

Скорее всего, так и будет, в перспективе мы все будем плясать под его дудочку, не только кафедра – весь институт.

– Прохор Сергеевич, вы его здесь подождете, или пойдете со мной к дипломникам?

– Кого? – он явно очнулся от грез (о кресле).

– Вы искали Германа Ивановича.

– А, ну да.

Мы с ним идем в угловую аудиторию, где сидят наши дипломники. Один из них ошеломленно налетает на нас.

Я смеюсь:

– Голубев, Голубев, горе вы наше! Наверное, не умывались сегодня?

– Мы все приберем, Роза Устиновна!

– Я проверю! – Настроение поднялось. Он вчера защитился, наш Голубев, а сегодня уже помогает товарищам.

Он защитился отлично, несмотря на выпады Прохора Сергеевича, показавшего себя не в самом лучшем свете.

Я люблю защиты. В зале ровный гул, члены комиссии переговариваются, на зеленом сукне гвоздики (Мужской день), свет рассеянный, молочный, позади надсадно кашляют «рабы». Люба Николаевна, вся в эмоциях, электризует и без того наэлектризованную атмосферу. Голубев спокоен, крутит указку, ждет. Все планшеты на месте, уже можно начинать, Люба Николаевна нервничает, выбегает в коридор, и «раб» несет еще один планшет, совершенно пустой, ставит в верхний ряд – теперь все в порядке, пять планшетов внизу, пять наверху, а что один совершенно пустой, никого не волнует. (Готовый планшет лопнул перед самой защитой.) Все проходит прекрасно, старички в комиссии млеют: охрана природы величественного Урала, ландшафтная организация трассы!

– А история этой трассы? – вскакивает наш Прохор Сергеевич. – Так, так… не рассматривали… А надо бы! Это гораздо важнее, чем ссылки на какой-то там авторитет по эстетической оценке ландшафта.

Я переглядываюсь с Десятовым. Ну как? Вырастили на свою голову фрукт? Это Родичкин-то – «какой-то там авторитет»! Родичкин, доктор архитектуры, который занимается этими вопросами всю жизнь! Что это такое, благо бы посторонний человек «валил» нашу работу! Это что – от избытка ума?

– Мне хотелось бы отметить несколько важных моментов, – говорю я. – Шкала Родичкина, на которую сослался уважаемый Прохор Сергеевич и которую принял за основу дипломник… – Я ставлю всезнайку на место. Он пишет диссертацию по историческим памятникам Урала и ни о чем другом, кроме истории, думать не может. Его конек – история. Если «Кинотеатр» – где история? Если «Жилой комплекс» – где история? Если «Ландшафтная организация трассы»… все тот же коронный вопрос.

– Я сразу хочу сказать, – вскакивает Прохор Сергеевич, – что меня неправильно поняли! Я двумя руками «за»! Сразу говорю, что «отл» поставлю, но мне хотелось бы пояснить свою мысль…

Мысль заключалась в том, что нам с вами нужно выпускать архитекторов, которые должны быть подготовлены к реальному проектированию, а не витать в облаках (камешек в огород Германа Ивановича и его ярой последовательницы Любы Николаевны), не выдумывать какие-то «ландшафтные сценарии» (пушечное ядро по науке).

– Я все-таки, с вашего позволения, закончу свою мысль, – я, ссылаясь на такие авторитеты в ландшафтной архитектуре, как Саймондс, Данюлайтис, Палентреер, Залесская, Вергунов, обрисовала задачи, которые поставил перед собой дипломник (понимай: кафедра) и методы их разрешения, в том числе и научные.