Королева Парижа. Роман-фантазия о Коко Шанель - Памела Биннингс Юэн

А потом, раз в «Рице» поселились многие высокие чины рейха, кто посмеет атаковать гостиницу? Как утверждала Лора Мэй, люфтваффе намеренно пощадило «Риц». В гостинице жили и дипломаты, как, например, министр иностранных дел фон Риббентроп, когда бывал в городе. Напыщенный дурак, бывший возлюбленный Уоллис.

Миновав охрану у входа в «Риц», они вошли в главный вестибюль. Жеро за стойкой не было.

– Выпьем что-нибудь в баре? – спросила Коко и удивилась тому, насколько хрипло прозвучал ее голос.

Шпац взял ее под руку и ничего не ответил. Коко подняла на него глаза. В нем было шесть футов роста, и он был намного выше ее. Их глаза встретились, он чуть улыбнулся и вместо того, чтобы направиться в коридор, ведущий к бару, повел ее к лифтам.

В ту ночь, после того как они любили друг друга, Динклаге обнял Коко, и они принялись вспоминать довоенные времена в Париже. Шпац признался, что рейхсканцлер Гитлер испытывает особое восхищение перед этим городом. По его словам, фюрер сохранил Париж ради собственного удовольствия.

– Ты только посмотри на стратегию люфтваффе, дорогая. Они пощадили центральные районы города – памятники, парки, старинные здания.

Как она, собственно, и подозревала.

Откуда он это знал? Неужели Шпац был вхож в ближний круг Гитлера? Коко смутно помнила какие-то разговоры о том, что он шпион. На званом вечере он оказался явно хорошо знаком с нацистскими офицерами, хотя на нем не было ни формы, ни наград. До нее медленно дошло: возможно, Шпац смог бы помочь ей найти Андре.

Но было слишком рано упоминать Андре. Положив руку ей на затылок, он приник к ее губам, и Коко порадовалась тому, что он был с ней. Он был теплым и уютным, этот ее старинный друг. Она никогда не полюбит другого мужчину, кроме Боя. Но много лет назад Этьен научил ее удовольствиям притворства в спальне.

На другое утро, опершись спиной о подушки, Коко смотрела, как Динклаге одевался, собираясь уйти. Он надевал ботинки. Ей будет не хватать его общества. Приятно снова иметь мужчину рядом.

– Почему бы тебе не поселиться здесь, вместо того чтобы искать другое жилье? – неожиданно спросила она. – Ты можешь жить у меня. В конце концов, мы же друзья.

Держа ботинок в руке, Шпац повернулся к ней.

– А это идея! – У него был удивленный тон. Коко не смотрела на него. Он склонил голову к плечу. – Ты говоришь серьезно?

– Почему нет? Никаких обязательств, каждый живет своей жизнью.

Казалось, идея привела его в восторг. Шпац сказал, что после короткой поездки в Берлин он вернется к ней. В «Лютеции» у него всего лишь несколько чемоданов. Бóльшая часть вещей оставалась на его вилле в Санари на Ривьере. Динклаге нагнулся к ней и жадно, требовательно припал к ее губам.

– Я очень быстро вернусь из Берлина, Коко. Я надеюсь, что это случится раньше, чем я планировал.

*****

Ее новые комнаты в отеле были меньше, потолок под мансардной крышей ниже, и, разумеется, в номере больше не было балкона. Кое-какую мебель, ширмы и картины перевезли в ее квартиру в Доме моды, удовлетворив ее странное желание освободить больше пространства на меньшей площади.

Теперь она предпочитала меньше красок и меньше света. Стены как будто смыкались вокруг нее, и теперь это приносило ей комфорт. Коко словно оцепенела от тревоги за Андре, и отель «Риц» стал ее убежищем, пока она ждала новостей. Да и улицы Парижа были странно пустыми, однообразными и тихими, как будто весь город оцепенел.

Однажды после полудня она встретилась за коктейлем с Сюзанной Абец и деликатно поделилась своим беспокойством по поводу племянника Андре. Сюзанна попыталась ее утешить, сказала, что узнает у Отто, может ли тот что-то сделать. Но с тех пор Коко так ничего и не услышала ни от посла, ни от его жены.

Дни проходили в рутинных делах. Завтрак в постели, ланч и ужин за ее столиком в ресторане, полном офицеров рейха, которые, как она была уверена, могли просто снять трубку телефона и за минуту выяснить, где находится Андре. Но она не могла обратиться к ним. Пока не могла.

Отправившись в Берлин, Шпац вернулся через восемь дней и переехал в номер Коко. Его присутствие вырвало ее из состояния летаргии. Она поняла, что скучала по нему, пока он был в отъезде. Хотя в ее отношении к нему не было любви, он был хорошим компаньоном, был в курсе последних сплетен, знал, чего он хочет, и его уходы и приходы как будто придавали структуру долгим дням ожидания новостей. И, казалось, Шпац был знаком со всеми офицерами, которые жили в «Рице».

Коко решила, что рискнет и попросит Шпаца помочь найти Андре. По-настоящему она ему не доверяла, но, с другой стороны, к кому еще она могла обратиться? На другое утро за завтраком Коко поделилась с ним своей тревогой по поводу племянника. Ее рука, державшая чашку с кофе, дрожала, когда она рассказывала ему об Андре, своем самом любимом племяннике. До оккупации он служил на линии Мажино, а потом пропал без вести. Коко говорила о своей любви к этому мальчику, о Катарине и девочках, которые ждут его дома, не зная, жив Андре или мертв.

Мертв. Она едва заставила себя произнести это слово.

Договорив, она поставила чашку на блюдце. Рука ее по-прежнему дрожала. Коко ждала ответа Шпаца. Он был на другой стороне этой войны. Что, если он отвернется от нее и возненавидит из-за мальчика, которого она любила, но который сражался против Германии?

Но Шпац протянул к ней руку через стол и накрыл ее пальцы ладонью. Она с облегчением вздохнула, когда увидела выражение сочувствия на его лице.

– Тебе раньше следовало сказать мне об этом, Коко! – Он похлопал ее по руке. – Я помогу. Сегодня днем я загляну в «Лютецию». Стоит начать с абвера.

Когда Шпац ушел в отель «Лютеция», Коко вернулась в постель. Чувства переполняли ее. У нее появилась надежда! Она даже о Пьере забыла, пока ждала возвращения Шпаца с новостями. Алисе она сказала, что у нее болит голова. Ей нужно остаться в постели и поспать. Если ей будет звонить кто-то, кроме Шпаца, Алисе следовало записывать сообщения. Она ни с кем не хотела говорить, кроме господина фон Динклаге. Вот так.

Она решила спать до возвращения Шпаца с новостями.

Коко дремала, когда услышала, как распахнулась дверь гостиной и Шпац позвал ее. Она не успела ни встать, ни причесаться, ни хотя бы провести помадой по губам, когда он вошел в затемненную комнату.

– Что случилось? – спросил он, подходя