Королева Парижа. Роман-фантазия о Коко Шанель - Памела Биннингс Юэн

Многие, как Алиса, живут в роскошных помещениях для прислуги. Немногое изменилось в стенах «Рица», если не брать в расчет оккупантов. Завтрак, ланч и обед, как всегда, подают в ресторане, хотя Коко предпочитала завтракать в постели. «Риц» все так же нанимал лучших поваров Франции. Неизменно подавали хорошее вино. Ее новые комнаты были меньше, это факт, и без балкона, но номер был не менее комфортабельным. По правде говоря, после первоначального ужаса в июне, который гнал горожан на юг, все возвращалось к нормальному состоянию.

Если бы не тревога за Андре и не последняя выходка Пьера, Коко была бы всем довольна. Немецкий посол Отто Абец, ее давний добрый знакомый, постарался немного облегчить ей жизнь. Он спас ее маленький голубой «Роллс-Ройс» от конфискации, и это было уже что-то. И она получила щедрый запас бензина. Хотя всем заправляли оккупанты, ей оставалось только позвонить вниз портье, и Эван или подменный шофер подъезжал к гостинице на ее авто.

И потом, даже если разговоры персонала были правдой, что может сделать женщина? Если люди в Париже действительно страдают, ей не под силу что-то изменить. События находились вне ее контроля.

Бой всегда предупреждал ее, что не стоит беспокоиться о том, что она не может изменить. И честно говоря, у Коко не было ни времени, ни энергии, чтобы сосредоточиться на посторонних людях. Она должна была разыскать Андре. Он реально страдал. Это она чувствовала всеми фибрами своей души. Это она понимала.

«Ты с годами очерствела, Коко.

Нет. Нацисты за все в ответе. Я просто выживаю».

Встреча с банкиром подтвердила ее подозрения. Баланс ее парижского счета снижался. Chanel № 5 по-прежнему продавался в Париже и в Германии, но за рейхсмарки. С зарубежных продаж она ничего не получала уже больше месяца. Собственно, она это предполагала. Пьер отрезал ее от бизнеса.

Хуже того, банкир рекомендовал ей заблокировать ему доступ к счетам Коко в Швейцарии в соответствии с новыми немецкими законами. Вдобавок к тревогам о жизни сына Коко теперь предстоит срочно разобраться с Пьером.

Рене де Шамбрен все так же отсутствовал, занятый какой-то загадочной дипломатической миссией, по поводу которой его секретарша ничего объяснять не захотела. Коко сгорала от нетерпения. Чтобы защитить свои интересы в производстве и продаже № 5, ей нужно было немедленно подать в суд иск против Пьера. Каждый день отсутствия ее адвоката шел на пользу Пьеру. Меряя шагами гостиничный номер, Коко каждый день звонила в офис Пьера, но безрезультатно.

«Ты одержима, как это было с Боем Кейплом.

Успокойся!»

Глава пятнадцатая

Париж

Лето 1940 года

С рейхсмарками, франками и документами, которыми его снабдил Анри, Ален поспешил вернуться в свои комнаты. Июль подходил к концу. Он не планировал задерживаться так надолго, но следующим утром он уедет. Ален проверил подкладку саквояжа, убедился в том, что американский паспорт и формула надежно спрятаны, а затем разгладил ткань, чтобы прорезь оставалась незаметной.

Бросив взгляд на наручные часы, Ален включил радиоприемник. Звук он сделал потише. Радио в Париже оказалось под запретом. Раздались позывные выпуска Би-би-си – три коротких сигнала и один длинный, как первые четыре ноты Пятой симфонии Бетховена, а в азбуке Морзе так обозначают букву V, то есть victory – победа.

Ален сидел на полу под окном и слушал. Диктор успокаивающим голосом сообщил о том, что двумя днями раньше в Марсель доставили десять фунтов картофеля, а затем о том, что поют соловьи. Это был открытый код для только что образовавшегося французского Сопротивления.

После первых двух сообщений голос стал жестче, настойчивее и сообщил о ночных бомбардировках Лондона. Затем заговорил Шарль де Голль, генерал, которого никто не знал до этой войны. Он призвал французских солдат и матросов, эвакуированных из Дюнкерка и находившихся в Британии, присоединяться к нему, чтобы продолжать сражаться за Францию.

Ален выключил приемник. На борьбу могут уйти годы, а что тем временем будет с евреями? Не только во Франции, но и во всей Европе. Улегшись на матрас и прикрыв глаза рукой, Ален уговаривал себя, что он не предаст свой народ, если вернется к огням и роскоши Нью-Йорка.

С тяжелым чувством вины он думал о том, как легка жизнь в Америке, даже в те дни, когда нацистская чума накрывает Европу. Пока Париж страдал, в Нью-Йорке царили смех, музыка, свет. В его апартаментах в отеле «Плаза» зимой было тепло, летом комнаты охлаждал бриз. В огромные окна, выходящие на Центральный парк, смотрело солнце, а вечерами номер освещал приглушенный электрический свет – на Манхэттене не было никакого затемнения.

Автомобили скользили по улицам без всяких ограничений на бензин, в уличных кафе и ночных клубах было полно посетителей, на Бродвее шли спектакли. Девушки по-прежнему флиртовали с парнями, не опасаясь того, что мужчина окажется из гестапо. Такие девушки, как Летти.

Ален вспомнил яркие голубые глаза Летти, ее коротко стриженные волосы, разлетавшиеся в танце. Казалось, у нее нет и никогда не было никаких забот.

Днем Ален видел отчаявшихся мужчин и даже нескольких женщин, рывшихся в мусорных баках в поисках еды. Ему пришлось отвернуться. А рестораны в «Плазе» и в городе были открыты практически круглосуточно. В Нью-Йорке еды хватало.

И главное, что Нью-Йорк принимает людей любой веры – иудеев, христиан, индуистов, мусульман, буддистов. Любой религии в Нью-Йорке рады.

По ту сторону Атлантики кипит жизнь, там множество возможностей. А почти вся Европа погрузилась во мрак и борется за выживание.

Он должен был бы стремиться вернуться в Нью-Йорк.

Но почему вместо этого он испытывал жгучий стыд?

*****

Спустя сутки Ален уже был в Андае. Вокзал кишел людьми, все направлялись к границе с Испанией. На станции, расположенной в предгорьях Пиренеев на этнически баскских территориях на побережье Атлантики, было темно, но многолюдно. Когда Ален вышел на платформу из парижского поезда с документами на имя Петера Гнанна, солдаты вермахта оглядели его с головы до ног.

Игнорируя солдат, Ален прошел по платформе к зданию вокзала, где у дверей на выход скопилась толпа. За этими дверями его ждали еще солдаты – сначала немецкие, потом испанские, как сказал Анри, – а потом Испания и свобода.

Путешествие с нейтральным швейцарским паспортом и в вагоне первого класса избавило Алена от неприятностей, которые пришлось пережить другим пассажирам. До этого момента у него проверили документы и багаж всего лишь два раза, первый раз в Париже перед посадкой в поезд, другой на линии демаркации. Банк Леваля имел вес во Франции или, по крайней мере, так казалось.

Остановившись на платформе с чемоданом и саквояжем в руках, Ален рассматривал, что впереди. Пока ему везло, но