Необитаемая - Татьяна Млынчик

могла. Гадалка жила на Петроградке и была всего лет на десять старше меня. Она пригласила меня за укрытый зеленым сукном стол, уселась напротив и спросила, с чем я пожаловала. Я достала фотку парня. Она раскинула таро. Без лишних прелюдий объявила, что мой чувак – далеко не окончательный вариант. У него на уме совсем другие вещи, и уж точно не я. Я перешла к другим вопросам. В финале, после обсуждения судеб членов моей семьи и работы я отважилась на вопрос о детях. Спросила, сколько их у меня будет. Тогда вопроса, будут ли они вообще, в моем универсуме еще не существовало. Гадалка встала из-за стола и вытащила откуда-то пару желтых церковных свечей, переплетённых между собой. Встав у окна, она зажгла их и произнесла:

– Передо мной сидит женщина. Эта женщина может иметь детей?

Ветерок из окна поколебал пламя.

– Еще как! – воскликнула она. – Больше одного? – и тут же кивнула. – Больше двух?

На этот раз замолкла надолго. Пару раз легонько кивнула.

– Ну, два будут точно.

Это «еще как» с восклицательным знаком жило со мной последние годы. И противоречило всему происходящему в реальности. Делало его нелепой ошибкой, дурацкой незадачей, которая отгораживала меня от моего «еще как». Раз «еще как», то уж ЭКО точно должно решить вопрос первого ребенка!

Моя удача всегда была со мной. Я находила деньги на улице. Выходила с кучей монеток, когда в детстве играла в автоматы в супермаркетах в Финляндии. Никто и никогда при мне не выигрывал больше меня во время стихийных визитов в казино.

Поэтому я не сомневалась – и в том казино, где вместо зеленого сукна и черно-красных ячеек были цифры статистики успешности ЭКО по возрастам, мне обязательно должно пофартить с первого раза. Я и так уже достаточно вынесла. Безуспешные стимуляции шприцем-ручкой. Прижигание эрозии. Смена врача. На столе лежало нормально фишек. Я рассчитывала, что они окупятся сразу же.

…Перед пункцией нельзя было пить и есть. В клинике мы с Костей сели на диван, и спустя несколько минут меня вызвали. На этом моменте мы должны были попрощаться, чтобы идти каждый на свою часть процедуры: я – на пункцию, а он – на сдачу спермы, чуть позже, после того, как из меня извлекут яйцеклетки. Я поднялась с дивана и ударила кулаком по кулаку Кости, как делали его спортсмены прежде, чем идти в ринг. После этого жеста к глазам вдруг подкатили слёзы, и я, не оборачиваясь, прошла на лестницу, вслед за медсестрой.

Меня провели на другой этаж, где располагались палаты и процедурные кабинеты. В палате с низким потолком (мы ведь были в районе, где жил Родион Раскольников) стояли две кровати.

– Я буду не одна?

– На сегодня назначена еще одна пункция. У вас будет соседка.

Вот тебе раз. Вот тебе и квота. Общая палата. Значит, когда я буду отходить от наркоза в беспамятстве, за этим будет кто-то наблюдать.

– Переодевайтесь и проходите на беседу с анестезиологом, – сказала медсестра и указала на одноразовую ночнушку, сложенную на кровати; рядом, на полу, стояли голубые пластиковые тапки. – Белье пока можно не снимать, потом снимете, уже перед операционной.

Она вышла. Я с тоской посмотрела на деревья за окном. Внизу под ними мы с Костей недавно курили и обсуждали происходящее. Хотелось открыть окно, перелезть на ветки и скрыться в проходных дворах.

Анестезиолог оказался пожилым мужиком с седой щетиной. Он спросил всё, что обычно спрашивают анестезиологи, а я спросила, сколько всё продлится.

– Около получаса. Потом проснетесь в палате и ничего не вспомните.

Вернулась в палату. Там на соседней кровати уже раскладывала вещи моя соседка, девушка с узким лицом и волосами, убранными в хвост. Я поздоровалась.

– Тоже на пункцию? – задала я нелепый вопрос.

Внезапно неравенство наших одеяний смутило меня, я села и положила ногу на ногу. Она разглядывала свою ночнушку, которая пока еще лежала на кровати.

– Ты первый раз? – спросила она.

– Я – да.

– И я. Вы сколько пытаетесь?

– Мы три года.

– А мы почти два, – она заправила локон за ухо. – Ты тоже по квоте?

– Ага.

Я впервые открыто говорила о происходящем с другой женщиной, не бывшей врачом.

– Я в «Скандинавию» хотела, но туда очередь типа год. А сюда вроде как просто попасть.

– Понятно, – в детали своего получения квоты я решила ее не посвящать.

– Хорошо, что можно квоту получить, а то это жутко дорого, – продолжила она. – Мы с мужем торгуем дверьми. У нас небольшая компания. А вы чем занимаетесь?

– Мой муж – тренер по боксу. А я пиарщица. Еще пишу прозу.

– Ого! Это книги?

– Пока только закончила первый роман.

– Круто! Вот это я понимаю!

Переодеваясь в ночнушку, она выражала эмоции с детской непосредственностью – и совсем не была похожа на измученную бесплодием тетку. Я надеялась, что не похожа была на такую и я. Минут через пятнадцать за мной пришли.

– Снимайте белье снизу и носки и пойдем, – скомандовала медсестра.

Мне было неловко раздеваться при посторонних, но приветливый разговор с соседкой поднял настроение, и я чувствовала себя увереннее.

По длинному коридору я пошла за медсес-трой – полуголая, без телефона, волосы спрятаны под нелепую шапочку, – навстречу новой жизни.

В небольшой комнате с такими же низкими потолками стояло гинекологическое кресло под операционной лампой. После того, как я уселась, кресло подняли. Вокруг ходили медсёстры, показался анестезиолог. Находиться в центре внимания стольких людей в распластанном состоянии было неприятно. Анестезиолог ввел мне в вену катетер. Потом попросил считать от десяти назад. Я не ожидала, что всё начнется так стремительно, думала, будет время как-то отрефлексировать, подготовиться.

Но и моргнуть не успела, как реальность обрела скользкие очертания, по которым я, как по горке в аквапарке, полетела вниз, в темное и мягкое.

Очнулась от звуков голоса соседки. Она лежала на боку, повернувшись к стене, и лепетала что-то про двери. Она будто повторяла продажный скрипт. Двери. Это же Джим Моррисон мне ее сюда подселил!

Я потянулась за телефоном. Руку кололо, как если бы я ее отлежала, а в глазах рябило. На экране телефона плыло уведомление почтового ящика. Письмо от редактора! «Прочитал, готов общаться» – увидела я. И сразу нажала «Ответить». Вот она, награда за пережитое, вот он, мой джекпот! Я силилась напечатать что-то, но клавиатура не слушалась ослабших пальцев, выходила абракадабра. Я отложила телефон.

Соседка тем временем повернулась ко мне лицом и слабым голосом, гораздо более слабым, чем она бормотала о дверях, спросила:

– Ты как?

– Да ничего, –