Три истории на моих поминках - Евгения Захарчук

поет и задает стиль ночи. Оперная певица сказала, что мы очень красивые. А потом спросила, зачем у меня телефон под стаканом. Я замешкалась. Тогда она предположила, что это для того, чтобы не отвлекаться на него во время разговора, а я закивала. Певица пообещала нам контрамарки в Большой театр. Мия спросила, что такое контрамарки. Ну и так далее.

Когда мы вернулись домой, Мия принесла из спальни маленький холщовый мешочек и достала из него кулон в виде динозавра. Пытаясь застегнуть цепочку на моей шее, Мия говорила, что это мне на прошедший день рождения, который она пропустила, и что она надеется, что в следующем году сможет приехать и отметить его вместе со мной. А уж на Рождество точно прилетит, и мы сможем провести его вместе на ферме ее родителей. Потом я так и уснула, забыв снять кулон, и острый серебряный хвост тираннозавра всю ночь утыкался мне в ключицы.

Надо будет передать Мие, что бабушка его заценила.

Я встаю и иду в прихожую. Говорю:

— Ладно, провожайте меня. Мне пора.

Они реагируют не сразу, но потом все-таки подскакивают и идут суетиться и обниматься.

Выходя из подъезда, я наматываю шарф на нос, чтобы не надышаться дымом. Но все-таки задерживаюсь рассмотреть, что горит.

Горит Люся. С нее сняли красное платье, оставив только в прозрачном дождевике и косынке, и поставили раком. Дождевик загорелся первым, но огонь перешел уже и на ее пластиковое тело. Я осматриваюсь по сторонам в поисках младенца. Кукла валяется на земле, не тронутая пожаром.

Я вздыхаю, мысленно извиняясь перед попутчиками, которым придется в течение семнадцати часов подряд терпеть запах хоть и не кислой капусты, но копченого барбекю, и перешагиваю через ярко-зеленый металлический забор, придерживая рукой шарф на носу. Спасенную маленькую куклу я оставляю на скамейке, надеясь, что кто-нибудь заберет ее к себе домой. В мой багаж она не влезет.

Эпилог

— …Ну учила я этот латышский, учила, а говорю только на русском. Я не хочу говорить на чужом языке, как грузин на русском. Зачем же я буду их красивый язык коверкать? А вы не хотите хлеба? У меня тут и хлеб, и колбаска, сырок есть. Говорят, в Африке воды нет. Не могу я это понять… Не понимаю. Такой у нас прогресс, технологии. А тут не организовали, сплоховали. Как-то не устроено у нас все в мире. Зеленский, по телевизору говорили, наркоман. Видели, какой он уже успел своей жене дом в Израиле отгрохать? Колбаску-то берите.

Я не беру колбаску, но вежливо улыбаюсь своей соседке по автобусу — вышедшей на пенсию учительнице русского языка в рижской школе. Мне резко кажется, что я что-то перепутала, когда покупала билеты на самолет Рига — Франкфурт, что я купила их не на тот день. Или что вылет окажется раньше моего приезда в Ригу. Проверяю приложение с календарем, в который должен был автоматически занестись мой рейс. В календаре много напоминаний. По субботам — поход в супермаркет, потому что по воскресеньям в Германии закрываются все магазины. По вторникам — спорт, по четвергам — подготовка к экзамену по немецкому. Каждый день после обеда — зайти в «Дуолинго» (это напоминание я уже полгода как игнорирую). Первого числа каждого месяца — напоминание под кодовым словом «подвиг». Сделать что-нибудь приятное для Саши. Приготовить на завтрак сырники. Или хотя бы вынести вонючую урну с компостом. Подвиги могут быть разными, и я пытаюсь совершать их регулярно.

— …У нас в подъезде женщина новая появилась, мы на улице встретились, поздоровались, а она мне сразу и говорит: «Я из Мариуполя приехала, там бомбят». Ну вот зачем она мне это говорит? Я спрашивала разве… Неуместно так… Что она этим сказать хочет… Все-таки прав был Трамп, что строил стену от мексиканцев.

Я не хочу строить стены. В календаре свободен вечер среды. Я нажимаю на кнопку «Добавить событие». Называю его «позвони бабушке», выставляю время на 19:00. Повторять каждую неделю. Напомнить за полчаса.

Когда на российской границе нас приглашают выйти из автобуса, я первая спускаюсь по ступенькам и подаю руку соседке.

Я смотрю отзывы на наш пограничный пункт в приложении с картами. Люди жалуются на отсутствие дьюти-фри и кафе. Хвалят вежливых пограничников.

Я встаю напротив пограничника, смотрю ему в глаза, пока он сверяет лицо с фотографией в паспорте. Потом я разглядываю его руки. Заусенец на безымянном пальце и чернила от печати, размазавшиеся по мизинцу. Обручального кольца нет.

Я думаю о том, что если он выйдет из здания и прогуляется в обеденный перерыв в сторону Латвии, то попадет в другую страну. Но он не сделает этого, потому что ему нельзя выезжать из России. И выходить пешком тоже. Он — на краю своего мира.

Я смотрю на его руки — они листают мой паспорт слишком долго. Его руки убирают мой паспорт в ящик стола.

— Пройдите в комнату отдыха. — Он действительно говорит это вежливо.

— Отдыха?

— Туда. — Он машет рукой в сторону зала ожидания и теряет ко мне интерес.

БЛАГОДАРНОСТИ

Во время работы над этой повестью я посмотрела фильм «Прощание» (The Farewell, 2019) про американку китайского происхождения, которая приехала в Китай навестить свою бабушку. Многое в этом фильме показалось мне родным. Если вам понравилась моя книга, обязательно посмотрите его. Если вам не понравилась моя книга, тем более посмотрите его — фильм-то точно отличный, расстанемся на хорошей ноте.

Спасибо Алесе Атрощенко за то, что помогла придумать, как рассказать эту историю, и стала первой, кто прочитал черновик рукописи. Мне очень помог твой взгляд со стороны, и твое мнение было ценно.

Спасибо Юле Петропавловской за серию «Есть смысл», которую я нежно любила еще до нашего знакомства, и за то, что дала мне шанс в ней издаться. Без Юли этот текст был бы совсем другим. Каждую минуту, пока мы работали вместе, я думала, как же мне повезло.

Спасибо Дарине Якуниной, Марии Выбурской, Юлии Кузминой, Ольге Явич, Ксении Казак, Юлии Бойцовой и всей команде издательства NoAge за ваш труд. Вы делаете самые классные книжки, я была рада вам довериться.

Спасибо Оксане Васякиной за то, что вдохновила меня писать. И «разрешила» мне это делать. Я не знаю, почему нам всем нужно разрешение, но это действительно работает.

Спасибо Егане Джаббаровой, Жене Некрасовой, Ольге Брейнингер и всем остальным преподавательницам годового курса «Современные литературные практики», до вас я чувствовала