Фиеста (И восходит солнце) - Эрнест Миллер Хемингуэй

в Малагре, в тамошней школе корриды. Он отучился там всего три года. Критик подтрунивал над ним из-за малагских выражений в его речи. Он сказал, что ему девятнадцать лет. Старший брат был при нем бандерильеро[106], но жил не в этом отеле. Он жил в отеле поменьше, вместе с другими людьми из команды Ромеро. Он спросил меня, сколько раз я видел его на арене. Я сказал, что только три. На самом деле только два, но мне не захотелось исправлять свою оплошность.

– Где вы видели меня еще раз? В Мадриде?

– Да, – солгал я.

Я читал в газетах, освещавших корриду, репортажи о двух его выступлениях в Мадриде, так что обошлось.

– Первый раз или второй?

– Первый.

– Я был очень плох, – сказал он. – Второй раз я был лучше. Помнишь?

Он повернулся к критику.

Он ничуть не смутился. Он говорил о своей работе вне всякой связи с собой. В нем не было никакого тщеславия или бахвальства.

– Мне очень нравится, что вам нравится моя работа, – сказал он. – Но вы ее еще не видели. Завтра, если мне достанется хороший бык, я попробую показать вам.

Сказав это, он улыбнулся, чтобы никто из нас не подумал, что он бахвалится.

– Мне не терпится это увидеть, – сказал критик. – Хочу убедиться в твоих словах.

– Ему не очень нравится моя работа, – сказал мне Ромеро с серьезным видом.

Критик пояснил, что она ему очень нравится, но ей пока недостает цельности.

– Подожди до завтра, если повезет с быком.

– Вы видели завтрашних быков? – спросил меня критик.

– Да. Видел, как их выгружали.

Педро Ромеро подался вперед.

– И что вы о них думаете?

– Очень славные, – сказал я. – Порядка двадцати шести арроба[107]. Рога очень короткие. Вы их не видели?

– О, да, – сказал Ромеро.

– На двадцать шесть арроба они не тянут, – сказал критик.

– Нет, – сказал Ромеро.

– У них не рога, а бананы, – сказал критик.

– Это ты их бананами называешь? – спросил Ромеро и повернулся ко мне с улыбкой. – А вы не назовете их бананами?

– Нет, – сказал я. – Рога есть рога.

– Они очень короткие, – сказал Педро Ромеро. – Очень-очень короткие. Но все же это не бананы.

– Слушай, Джейк, – позвала меня Бретт, – ты нас бросил.

– Только на время, – сказал я. – Мы говорим о быках.

– Ты так вознесся.

– Скажи ему, – выкрикнул Майк, – что быки – дураки!

Он был пьян.

Ромеро взглянул на меня вопросительно.

– Пьяный, – сказал я. – Боррачо! Муи боррачо![108]

– Ты мог бы нас представить своим друзьям, – сказала Бретт.

Она не сводила глаз с Педро Ромеро. Я спросил их, не желают ли они выпить с нами кофе. Оба они встали. У Ромеро было очень смуглое лицо. И очень приятные манеры.

Я представил всех друг другу, и они стали садиться, но места не хватало, поэтому мы все перешли пить кофе за большой стол у стены. Майк заказал бутылку «Фундадора»[109] и бокалы на всех. Было много пьяной болтовни.

– Скажи ему, я считаю писательство позором, – сказал Билл. – Ну же, скажи ему. Скажи ему: мне стыдно быть писателем.

Педро Ромеро сидел рядом с Бретт и слушал ее.

– Ну же, – сказал Билл. – Скажи ему!

Ромеро поднял взгляд, улыбаясь.

– Этот джентльмен, – сказал я, – писатель.

Ромеро оказался впечатлен.

– И этот тоже, – сказал я, указав на Кона.

– Он похож на Вильяльту[110], – сказал Ромеро, глядя на Билла. – Рафаэль, разве он не похож на Вильяльту?

– Я не замечаю, – сказал критик.

– Правда, – сказал Ромеро по-испански. – Он вылитый Вильяльта. А чем занимается пьяный?

– Ничем.

– И поэтому пьет?

– Нет. Он собирается жениться на этой леди.

– Скажи ему: быки – дураки! – выкрикнул Майк, очень пьяный, с другого конца стола.

– Что он говорит?

– Он пьян.

– Джейк, – сказал Майк, – скажи ему: быки – дураки!

– Поняли? – сказал я.

– Да.

Я был уверен, что он не понял, так что обошлось.

– Скажи ему: Бретт хочет увидеть, как он надевает зеленые штаны.

– Закрой фонтан, Майк.

– Скажи ему: Бретт до смерти охота знать, как он влезает в эти штаны.

– Закрой фонтан.

Ромеро тем временем гладил пальцем свой бокал и общался с Бретт. Бретт говорила по-французски, а он – по-испански и немножко по-английски, и смеялся.

Билл наполнял бокалы.

– Скажи ему: Бретт хочет залезть ему…

– Ой, закрой фонтан, Майк, бога ради!

Ромеро поднял взгляд, улыбаясь.

– Закрой фонтан! – сказал он. – Я это знаю.

И тут вошел Монтойя. Он начал было улыбаться мне, но заметил Педро Ромеро, смеявшегося с бокалом коньяка в руке, сидя между мной и женщиной с голыми плечами в компании пьяниц. Он вышел, даже не кивнув.

Майк встал и предложил поднять бокалы.

– Давайте все выпьем за…

– Педро Ромеро, – сказал я.

Все встали. Ромеро воспринял это очень серьезно, мы чокнулись и выпили до дна. Я засуетился, поскольку Майк пытался дать понять, что хотел выпить вовсе не за это. Но обошлось, и Педро Ромеро пожал всем руки, и они с критиком удалились.

– Бог мой! Какой милый мальчик! – сказала Бретт. – Мне бы так хотелось увидеть, как он облачается в эту одежду! Он, наверно, не обходится без рожка для обуви.

– Я хотел ему сказать, – начал Майк, – а Джейк меня перебивал. Зачем ты меня перебивал? Думаешь, ты по-испански лучше меня говоришь?

– Ой, заглохни, Майк! Никто тебя не перебивал.

– Нет, я хотел бы внести ясность. – Он повернулся к Кону. – Ты думаешь, Кон, ты что-то собой представляешь? Думаешь, тебе здесь место, среди нас? Среди людей, собравшихся повеселиться? Бога ради, заглохни, Кон!

– Ой, хватит уже, Майк! – сказал Кон.

– Думаешь, Бретт тебя здесь хочет? Думаешь, ты тут кому-то нужен? Может, скажешь что-нибудь?

– Я сказал, Майк, все, что надо, вчера вечером.

– Я не из твоих приятелей-литераторов. – Майк встал, покачиваясь, и налег на стол. – Я не интеллектуал. Но я знаю, когда я лишний. Почему ты не видишь, когда ты лишний, Кон? Уйди отсюда. Уйди, бога ради! Убери свою унылую жидовскую рожу. Разве я не прав?

Он взглянул на нас.

– Ну да, – сказал я. – Идемте все в «Ирунью».

– Нет. Разве я не прав? Я люблю эту женщину.

– Ой, не начинай опять! – сказала Бретт. – Сколько можно, Майкл?

– Разве я не прав, Джейк?

Кон все так же сидел за столом. Он побледнел и пожелтел, что случалось с ним всякий раз, как его оскорбляли, но ему, похоже, нравилась эта ситуация. Вся эта детская, пьяная бравада. Ведь он закрутил роман с благородной дамой.

– Джейк, – сказал Майк, едва не плача, – я же прав. Слушай, ты! – сказал он Кону. – Пошел отсюда! Пошел