Твой рай - Джехи Лим

о стену. Переводчик вошел еще до того, как дверь, которую врач оставил открытой, закрылась. Это оказалась кореянка лет двадцати с длинными, густыми волосами и химической завивкой. Она посмотрела на наспех исписанную доктором бумагу и снова вышла, чтобы что-то переспросить у врача. Вернувшись в смотровую, она выглядела такой растерянной, будто вот-вот заплачет. Всем выражением лица девушка показывала, что ей предельно не повезло оказаться здесь и сейчас.

– Обычно это заболевание редко появляется в таком возрасте, но у вас болезнь… Болезнь Хансена.

– Что?

Чансок вскочил со стула, не веря ушам.

– Что ты только что сказала?

Он шагнул ближе к переводчице, будто собирался тряхнуть ее за воротник. Девушка вскрикнула и выбежала из смотровой. Прошло некоторое время, а ни врач, ни переводчик, ни даже медсестра не приходили. Чансок беспомощно опустился в кресло у окна.

– Болезнь Хансена? Они проказу имели в виду? – тихо пробормотал он, чувствуя, что теряет рассудок.

Как глупо было прийти сюда за лекарствами для кожи! Сначала он думал, что это какое-то местное заболевание, подцепленное на Хило, и не стал обращаться в больницу. Даже когда Наен с серьезным выражением лица посоветовала ему немедленно идти к врачу, он не послушался, отмахнувшись от ее слов. Идти к врачу из-за каких-то прыщиков на коже?!

– Наверное, они ошиблись. Этого не может быть.

Внезапно он расхохотался. Происходящее казалось каким-то бредом. Что за говняный мир!..

Чансок со всей силы пнул стул, стоявший рядом. Он прибыл в Гонолулу, чтобы пролечить фурункулы на руках и ногах. То, что начиналось как белое пятно, со временем разрослось, превратившись во что-то вроде свиной кожи. Впервые он задумался о том, чтобы пойти в больницу, когда фурункулы с рук начали распространяться на ноги. А когда их стало больше и голени Чансока потеряли чувствительность, он уже не на шутку испугался. Тогда врач на Хило посоветовал ему отправиться в крупную больницу в Гонолулу. В то время у него и возникло зловещее предчувствие. Услышав, что он собирается в Гонолулу на лечение, Наен начала делать ему компрессы из сока нони [18], который, как считалось, полезен при кожных заболеваниях, но улучшения не произошло. Чансок подобрал упавшую на пол записку. Он еще раз прочитал слова, написанные доктором.

– Лепра… Как же это будет по-корейски?

Затем он взглянул на свои ноги. И вдруг ему кое-что вспомнилось. Рядом с гостиницей жила бабушка-аборигенка, лекарка, которая использовала гавайские народные средства. Услышав о ее успехах, Чансок решил навестить знахарку. Она наклонила голову набок, увидев пятно на ноге Чансока, затем цокнула языком, покачала головой и, сказав, что лекарства нет, махнула рукой на дверь. Чансок понял ее слова так, что, если оставить эти пятна в покое, они пройдут сами собой.

Теперь ему было трудно даже просто сидеть на стуле. Вокруг было так тихо, будто все звуки в мире отключились. Телефонный звонок, голос медсестры, звук открывающейся и закрывающейся двери больничной палаты, детский плач и случайные гудки машин, которые проезжали мимо всего минуту назад, исчезли без следа. Странные минуты, когда вещи перед ним все еще двигались, но бесшумно. Когда звук исчез, его охватил страх. Кто сказал, что тихое место – это спокойное место? Чансок чувствовал себя так, словно его швырнули в бездну ужаса. Лишь звук его слабого дыхания наполнял процедурную комнату.

Улица за окном выглядела мирно. На углу здания прямо напротив больницы женщины в ярких муу-муу [19] продавали леи – цветочные ожерелья. Люди, сидящие в тени, коренные жители, поющие под гавайскую гитару, люди, читающие книги в ожидании трамвая, женщины средних лет, с грустью наблюдающие за молодой матерью, утешающей плачущего ребенка… Все выглядело по-прежнему ярко и живо. Небо было чистым, без единого облачка, а море вдалеке все еще переливалось цветом нефрита. Ничего не изменилось. Чансок затаил дыхание. Он приказал себе сосредоточиться.

Доктор вернулся. Он попросил переводчицу, стоявшую рядом с ним, внимательно выслушать и передать сказанное. Переводчица кивнула с гораздо более спокойным лицом, чем до этого. Доктор посоветовал Чансоку оставаться в кресле. Он слегка нервно кивнул в ответ.

– Это проказа. Пока болезнь не обострилась, но пораженных участков становится все больше. Вам требуется пройти интенсивное лечение.

Переводчица бесстрастно передавала слова доктора. Врач снова начал что-то говорить. Девушка задала ему несколько вопросов, и доктор слегка повысил голос, попросив переводить слово в слово. Она только начала говорить, и тут врач снова резко повторил это слово – «точно». Ее губы, изогнувшись, превратились в тонкие лезвия, которые пронзали грудь Чансока насквозь.

– Все члены вашей семьи должны пройти обязательное обследование. Согласно закону штата Гавайи, больные проказой автоматически проходят через процедуру развода…

– Что… Остановитесь, пожалуйста, замолчите.

Чансок заткнул уши.

Переводчица снова открыла рот с видом человека, обязанного исполнить свой долг:

– Скоро вас отвезут на остров Молокаи. Мы связались с Департаментом здравоохранения штата Гавайи, их представитель прибудет сюда.

Чансок увидел слезы на глазах девушки, когда она договорила. Он не знал, текут ли слезы из его собственных глаз. Переводчица спросила, есть ли у него вопросы. Чансок ничего не ответил, затем покачал головой. Вскоре врач и девушка ушли, и явилась медсестра. Она выглядела иначе, чем раньше. На ней была маска, на руках – перчатки. Лишь глаза сверкали на лице, полностью закрытом маской. Большие зеленые глаза. В них были заметны отблески сочувствия, доброты и страха. Она вручила Чансоку халат пациента. Тот даже не подумал взять одежду, продолжая смотреть в окно. Медсестра покинула смотровую.

Время от времени Чансок ловил взгляды пассажиров проезжающих мимо машин, женщин, продающих леи на тротуаре, и людей, отдыхающих в тени деревьев. Внезапно ему пришло в голову, что кто-то разработал этот хитрый план и загнал его в угол. Его мысли закручивались в огромный клубок, а тело трепетало при мысли о том, что все это было подстроено заранее. Столько людей завидовали его успеху! Чансок чувствовал, что все заработанное им отняли в один миг. Но как бы долго и глубоко он ни думал об этом, он никак не мог представить никого, кто мог бы ему навредить. Чем больше Чансок ломал голову, тем более тревожным и растерянным становился.

Вошел мужчина и представился сотрудником Департамента здравоохранения. На всем его лице открыты были, казалось, тоже только глаза. Сначала он положил одежду Чансока в приготовленную коробку. Все движения мужчины были ловкими и уверенными, словно он был рожден для этой работы. Они зашагали по длинному и узкому коридору. Чансок чувствовал силу в руке сотрудника, держащей его руку.