Былые дни детей и псов - Сюэдун Чжан

заняты на строительстве дамбы или занимались выплавкой стали. Урожай с полей никто вовремя убрать не успел, поэтому много всякого зерна вроде сои, кукурузы, гаоляна просто пропало под дождем. Найти его теперь непросто, тут понадобятся острые глаза, ловкие пальцы и огромное желание.

Се Яцзюнь напоминала сурка, что ранней весной начинает повсюду делать подкопы в мерзлой еще земле. Ковырять землю палочкой было не всегда продуктивно, поэтому иногда девочке приходилось пускать в ход ногти. Черные и длинные, они проникали в глинозем достаточно глубоко, как железные зубья бороны, не давая шанса скрыться ни одному зернышку. Казалось, всю свою жизнь она только этим и занималась. Всякий раз, когда Се Яцзюнь удавалось найти отсыревшее, измазанное глиной зернышко, она громко вскрикивала, подобно нищему, который вдруг обрел бесценную жемчужину.

Ячжоу таким терпением не отличался. Он медленно плелся за сестрой, с трудом передвигая свои разные по длине ножки. Сестра, быстро обнаружив цель, целиком отдавалась делу, а вот у ее братца такого рвения не было и в помине. Ячжоу лишь кое-как ковырял землю в разных местах, не добиваясь никаких результатов. В итоге уже через несколько минут ему это совершенно надоедало.

Весенний ветер не щадил. Словно острым ножом он скоблил лица детей, отчего те становились ярко-багровыми, их худенькие тела, не унимаясь, тряслись от холода, но противнее всего было то, что внутри них как будто поселилось по одной или даже несколько собак, которые без конца завывали на все голоса. Ячжоу охватила полная безнадежность. В этой земле он не мог найти ровным счетом ничего, но, судя по упорному и возбужденному виду старшей сестры, казалось, что вот она, надежда, вот она, драгоценная еда!

Пока сестра с головой ушла в свое занятие, Ячжоу, прихрамывая, незаметно скрылся из вида. В соседней деревушке умер какой-то человек, и в это время его как раз выносили хоронить. Черные тени, шатаясь, двигались к кладбищу вдоль водоотводной канавы. Никакого гроба, никакого оркестра не было, лишь едва различимо доносился женский плач. Все это зрелище выглядело вялым и не вызывало никаких горестных чувств. Даже похороны в том году проходили тихо, словно украдкой. Но несмотря на это Ячжоу все равно захотелось на них поглазеть.

Тяжело дыша, сопровождающие кое-как выкопали на кладбище небольшую яму, совсем мелкую и узкую, будто бы для собаки. Потом в эту яму погрузили завернутого в циновку мертвеца и наспех засыпали только что вырытой землей. И вот уже скоро на кладбище вырос еще один неровный холмик. Выглядел он уродливо и напоминал раздавленную пампушку из грубой муки. Люди тем временем, все так же пошатываясь, побрели в обратную сторону. Никто из них даже не оглянулся, словно страшась, что только что закопанный мертвец вдруг вылезет наружу, схватит кого-нибудь за щиколотку и обругает за несоблюдение церемоний и отсутствие сыновней почтительности.

Наконец Ячжоу вышел из оцепенения. Поскольку все это действо, пусть и печальное, происходило средь бела дня, никакого страха мальчик не испытывал. Случись такое ночью, то и разговор был бы другой, а тут малыш вдруг осмелел и, прихрамывая, направился прямо к этой свежей одинокой могиле.

Мальчик четко различал особый запах глины: сырой, горько-соленый и одновременно теплый. Казалось даже, что это теплое дыхание доносится прямо из-под земли. У него засвербело в носу, и он несколько раз чихнул. Весенние лучи, словно кучка золотисто-желтых червей, плотным кольцом окружили холм, земля на нем понемногу просветлела и вместо бурой стала белой. Буквально через несколько минут новый холмик утратил мрачную угрюмость и, можно сказать, даже повеселел. От этого на душе у мальчика сразу стало намного спокойнее.

Вдруг Ячжоу случайно заметил на могиле много-много белых рассыпчатых корешков. Все они были недавно выкопаны из сырой земли и теперь, словно окоченелые дождевые черви, как попало валялись поверх холма. Ребенок едва не сошел с ума от счастья: ведь точно такие же корешки недавно приносила им мать! На вкус они были сладкими, с легким ароматом сырой земли, и немного хрустели, как тонко наструганная морковка. В общем, из того, что он мог быстро добыть для пропитания, это было самое лучшее лакомство. Когда малыш их жевал, ему вспоминалось, как когда-то раньше, еще в городе, он ел блюдо из ростков бамбука – какими же белыми и хрустящими были его нити! Помнится, мать часто жарила эти росточки вместе с мясом – вкуснятина невообразимая… Но, похоже, те дни безвозвратно ушли в прошлое.

Пытаясь подобрать вкусные корешки, мальчик утоптал могилу так, что почти сровнял ее с землей. Тщательно работая челюстями и чувствуя, как немеет и наполняется горечью рот, он вдруг подумал: неплохо бы набить корешками карманы, чтобы отнести маме. Собравшись уже было уходить, мальчик смутно услышал, как издалека кто-то зовет его: «Ячжоу, Ячжоу…» Он сразу узнал голос сестры. Казалось, та всегда следует за ним по пятам. Стоило ему хотя бы на минутку исчезнуть из поля зрения, как она тотчас начинала его окликать. Он же напоминал озорного воробьишку, который вечно норовил куда-то упорхнуть.

Видать, сестра уже закончила работу. Засунув руки глубоко в карманы брюк, она горделивой курочкой медленно вышагивала по пустынному полю в лучах закатного солнца. Глядя на ее непринужденный вид, Ячжоу про себя отметил, что ей наверняка удалось много чего насобирать. Хотя сам он работал не так честно и усердно, его сегодняшний улов тоже оказался немаленьким. Впервые в жизни он испытал настоящее удовлетворение.

Ячжоу захотелось побыстрей догнать сестру. Но его больная нога то и дело дрожала, не давая разогнаться как следует. Между тем сестра, казалось, и не собиралась его ждать. Наверняка, думал он, собирается все заслуги приписать себе, а его выставить в неприглядном свете и нажаловаться матери, как он отлынивал от работы и шлялся не понять где, так что теперь пусть заслуженно голодает. Чем больше Ячжоу думал об этом, тем больше расстраивался. Он то и дело останавливался и, глядя по сторонам, переводил дух. Его очень раздражало, что из-за больной ноги он потерял былую подвижность. Даже не верилось, что когда-то он мог свободно бегать и прыгать! С тех пор как он поранился о стекло в доме Бай Сяолань, нога перестала слушаться: едва он наступал на нее в полную силу, как икру пронзало судорогой, поэтому теперь он мог ходить, лишь сильно прихрамывая. Из-за этого он сам себе опротивел!

Сестра уже оставила брата далеко позади. Между тем Ячжоу снова принялся думать о всякой ерунде. Как здорово было бы сейчас превратиться в мышь! Эти создания настолько хорошо прячутся