Былые дни детей и псов - Сюэдун Чжан

был на стройке, то там видел маму Бай Сяолань. Иногда она потихонечку подходила к нему и, словно какая-нибудь подпольщица, тайно подсовывала ему что-нибудь вкусненькое: то кусочек покрытой прозрачным желе верблюжатины, то ярко-желтый кексик из кукурузной муки. Целыми днями эта женщина вместе с десятком напарниц готовила рабочим еду. С утра до вечера она не переставая замешивала тесто, пекла лепешки, делала пампушки, тушила овощи и кашеварила. Ячжоу заметил, как сильно потрескалась кожа на ее руках, как почернело и исхудало лицо. Ее одежда износилась и замусолилась, даже взгляд ее был чуть живой. Она совсем перестала быть похожей на себя прежнюю, всегда такую опрятную, ухоженную, ароматно пахнущую. Теперь она вся провоняла копотью. Непонятно отчего, но малыш загрустил. Ему стала противна вся эта стройка, эта грандиозная плотина, на сооружение которой было брошено столько сил. Ему было бесконечно жаль всех этих людей, которые трудились без перерыва, словно муравьи, и, разумеется, ему было жаль своего отца и мать Бай Сяолань.

Ворота во двор Бай Сяолань оказались плотно закрытыми, внутри стояла мертвая тишина. Ячжоу упорно стучался полдня, но не услышал ни звука в ответ. Когда же он понуро развернулся, чтобы пойти обратно, его плотным кольцом окружили местные хулиганы.

Почувствовав сильное головокружение, мальчик невольно зашатался. С одной стороны, причиной тому был голод. По словам матери, зерна у них в доме практически не осталось, питались они теперь исключительно пустым рисовым отваром, в котором можно было, как в зеркале, увидеть свое отражение, так что в животах у них постоянно бурлило. С другой стороны, малыша напугал коварный блеск в глазах подростков. Они то и дело выкрикивали что-то злобное в его адрес и, судя по всему, на уме у них было недоброе.

Подростки с ног до головы осматривали Ячжоу, на их лицах застыло странное выражение – так оскалившийся дикий зверь оценивает добычу, как будто этот шестилетний мальчуган был каким-то забредшим из леса привидением или неприкаянной душой, чье появление средь бела дня угрожало их спокойствию.

Под их испытующими взглядами Ячжоу весь покрылся гусиной кожей, по его позвоночнику пробежал холодок. Он хотел было развернуться и убежать, но кольцо вокруг него тут же сомкнулось, и он стал похож на попавшего в западню обреченного зайчишку. Как говорится, куда ни кинь, всюду клин.

– Эй, хромоногий, ты человек или дух?

– Ах ты маленький контрреволюционер, как ты смеешь спокойно разгуливать по улицам!

– А ну отвечай, ты из одной шайки с этим сдохшим бездельником Лю Хо?

– Тот пожар наверняка он устроил, это ты ему помогал?

– Пока не расскажешь правду, даже не думай возвращаться домой…

У готового расплакаться малыша тут же покраснели глаза, задрожали губы, затряслись колени. Но злобных подростков это только развеселило. Казалось, его страх подогревает их чувство собственного превосходства. Ведь именно так вели себя взрослые. Грязные руки оборванцев принялись беспорядочно толкать Ячжоу, перекидывая его от одного подростка к другому, так что мальчик стал напоминать попавшую в страшный ураган утлую лодочку, его мотыляло во все стороны, и он ничего не мог с этим поделать.

– А ну говори, ты онемел? Почему молчишь?

– Ты, хромоногий, откуда в тебе столько воды?

– Чего, как девчонка, сопли-то распустил? А может, прощупаем его да посмотрим, есть ли у него в штанах петушок?

– Ха-ха-ха…

Наперебой перебивая дуг друга, шайка хулиганов, дразнясь, издевалась над малышом. Тот уже готов был расплакаться, терпеть такое было выше его сил, однако блестевшие в его глазах слезинки так и не просочились наружу. Наоборот, едва его обозвали девчонкой, мальчик почувствовал небывалый стыд и злобу.

Сперва Ячжоу и впрямь вел себя словно перепуганный насмерть мышонок, мечтающий найти любую щель, чтобы только ускользнуть. Но едва его детское сердечко затрепетало от унижения, его вдруг охватила волна ярости, и в нем пробился мальчишеский дух дикости и отваги. Он не какая-то там девчонка, он – мужчина. Буквально несколько дней назад отец, потрепав его за нос, сказал: «Впредь, мой маленький мужчина, надо быть тверже, и что бы ни случилось, главное – не распускай нюни». Помнится, Ячжоу тогда кивнул в знак согласия и дал отцу серьезное обещание. А чтобы закрепить клятву, они сцепили свои мизинцы, словно говоря: «Одно обещание стоит тысячу золотых, и в этой жизни нарушить его нельзя, кто его нарушит, тот сукин сын».

Вспомнив все это, Ячжоу почувствовал, как его худенькая грудь буквально разрывается от переполнявшего ее унижения и злости. Откуда ни возьмись в мальчике взыграла невиданная сила и дерзость. И тогда он, наклонив голову, с воодушевлением бросился на хулигана, что стоял прямо перед ним. «Ай-йо!» – этот прием его не подвел: подросток, которого он боднул, повалился навзничь и теперь лежал в грязном перетоптанном снегу и орал нечеловеческим голосом.

Не дожидаясь, пока враг как-то отреагирует, Ячжоу своей головой, словно твердым снарядом, принялся с удвоенной энергией таранить остальных. Он громко вопил, кулаки его крепко сжались, а в глазах появился тот же хитрый, злодейский блеск, что и у противников. Но ведь его вынудили на это! Такая контратака с его стороны до смерти напугала хулиганов. Маленький мальчишка словно превратился в бешеного теленка, своими дикими ударами он поразил практически каждого…

На самом деле все, что происходило у ворот, не ускользнуло от слуха Бай Сяолань. Когда Ячжоу постучал к ним, она тотчас поднялась с кровати и, шаркая туфлями, уже вышла за порог, но ее успела задержать мать, которая строго сказала:

– А ну вернись! Впредь нам следует держаться подальше от семьи Се!

Бай Сяолань озадаченно посмотрела на мать: такой странный настрой ей был непонятен. Та покусала губы, словно собираясь раскрыть какую-то страшную тайну, но замялась и так и не произнесла ни слова, лишь грубо затащила дочь назад в дом, закрыв дверь на засов. Выражение лица матери заставило Бай Сяолань снова вспомнить о страшной беде, которая постигла семью Се Яцзюнь. Как бы ей хотелось, чтобы ничего этого не было, чтобы все, что рассказывала ей подруга, оказалось выдумкой или просто какой-нибудь страшилкой.

В томительном ожидании Бай Сяолань робко оперлась о подоконник в большой комнате. С улицы волна за волной докатывался шум ссоры, в котором угадывался и голосок Ячжоу. Судя по всему, негодяи-подростки настаивали на чем-то своем; бедный малыш начал громко кричать. Слыша его пронзительные вопли, Бай Сяолань чувствовала, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Как же ей хотелось, несмотря ни на что, выбежать на улицу и помочь малышу – ведь уже давно она воспринимала его словно родного. Ясное