Былые дни детей и псов - Сюэдун Чжан

в своих норках, что никому их оттуда не достать. К тому же они всегда могут добыть себе пропитание, и людям от них никак не защититься. Даже в такое голодное время на улицах крайне редко встречались трупы мышей, умерших от голода. Это говорит о том, что в их тайных укрытиях хранятся запасы зерна на несколько поколений вперед.

Уйдя с головой в свои фантазии, Ячжоу снова приободрился. Теперь ему казалось, что его посетила блестящая идея: было бы просто замечательно, если бы он действительно нашел чудесный мышиный тайник. Размышляя над всем этим, он незаметно выбрался к дороге, ведущей на главную улицу поселка. У края поля мальчику надо было лишь перешагнуть через межу, но, как всегда в такие моменты, его подвела больная нога, и он по неосторожности угодил в кучу разбросанной соломы. Ноги мальчика тотчас безнадежно увязли, перед глазами у него потемнело, он ощутил небывалое чувство невесомости и, охваченный жутким страхом, полетел в какую-то бездну…

Ячжоу не успел даже вскрикнуть.

29

Танк неожиданно исчез.

От него осталась лишь одинокая цепь, которая валялась на земле, похожая на мертвую змею. Теперь у стены стало пусто. Собака словно испарилась. Когда Се Яцзюнь вернулась с поля и увидела во дворе такую картину, она очень испугалась и, быстро толкнув дверь, бросилась с вопросами к матери, но та лишь со вздохом сказала:

– Пускай уходит, у нас он все равно подохнет.

Голос матери звучал все тише, дыхание ощущалось все слабее. На самом деле ей сейчас требовалась еда как никому другому, ведь внутри нее жил еще один рот, который ежеминутно черпал из ее организма питательные вещества. Она же как могла ограничивала себя в пище или вовсе обходилась без нее, поскольку перед ее глазами находилось двое голодных детей. Словно неподвижное бревно она лежала на кровати, и было видно, как тяжко вздымается и опускается ее укрытый одеялом живот. Бессильно сложив поверх него руки, она медленно поглаживала его по часовой стрелке, словно даже такое простое действие давалось ей с большим трудом.

– Что мы скажем папе, когда он вернется? Может, мне пойти поискать Танка? – горестно спросила Се Яцзюнь, бережно вынимая из карманов драгоценную добычу. Вопреки ожиданиям она набрала целую пригоршню добра. Глина, в которой были измазаны зерна, высохла и теперь каждый из комочков выглядел удивительно большим. Мать медленно повернула лицо и рассеянно уставилась на глиняные комочки, словно это была какая-то святыня. Чуть шевеля губами, она промямлила:

– Умница, ты ж моя умница…

Ее голос был таким тихим, что стоявшая рядом Се Яцзюнь едва ее слышала.

– Не ищи, это я его отвязала, от его завываний с ума можно сойти… А твой отец… отец… увы, кто знает, когда он вообще вернется…

Матери стоило огромных усилий разговаривать, под конец ее голос совсем ослаб. Вместо обычных жалоб теперь она только немощно вздыхала.

Се Яцзюнь оторопела, из ее глаз непрерывным потоком закапали слезы. Танк все это время и правда страдал: его ребра торчали, словно рыбьи кости, живот безобразно ввалился, словно из него вынули все внутренности. Смотреть на него было жутко. Он уныло лежал у самой стены и вместо звонкого лая издавал звуки, похожие на всхлипывания или плач, будто он уже приготовился к смерти. Кормить его было нечем. Мать сказала, что в такое время, как сейчас, заботиться следует прежде всего о людях. Однако брат за спиной у матери незаметно выливал в миску Танка пару ложек недоеденной каши. Се Яцзюнь делала вид, будто ничего не замечает, и в свою очередь незаметно подкладывала брату что-нибудь из своей тарелки. Мать выгнала Танка из дома от полной безысходности. Еды сейчас не хватало даже детям, что уж говорить о том, чтобы прокормить большую собаку. Чем умирать ему привязанным от голода, лучше уж пусть идет на волю, может быть, тогда он выживет.

На душе у Се Яцзюнь стало совсем тяжело, словно она рассталась с собакой навеки, словно из дома ушел не пес, а не умеющий говорить ребенок, родной братишка, который прежде делил с ними все невзгоды. Тут она с беспокойством вспомнила про Ячжоу. Вроде бы все это время малыш шел следом за ней, но почему же его так долго нет, куда он запропастился? Неужто снова что-то стряслось?..

Се Яцзюнь тихонько вышла из дома. Уже на пороге она услышала, как, шурша одеялом, встает с кровати мать: вот она неловко ударилась своим отекшим слабым телом о ножку стола и тот пронзительно скрипнул… Потом послышались гулкие удары пустой эмалированной кружкой. Мать затеяла хозяйскую возню. В оставленных на столе пухлых комочках глины таились спасительные зерна, их надлежало аккуратно очистить, замочить в чистой воде, зернышко за зернышком промыть, отварить и, дождавшись пока они хорошенько разварятся, тут же съесть, чтобы хоть как-то утолить голод.

На улице не было и намека на какие-либо запахи съестного; даже запах дыма – и тот следовало еще поискать; все вокруг выглядело размытым, словно глядишь сквозь слой старой заплесневелой ваты. Изредка девочке попадался кто-нибудь из прохожих. Лениво мотнув головой в знак приветствия, человек, пошатываясь, проходил мимо. Казалось, в любой момент он может споткнуться, упасть и больше не подняться. В этом мире иссякли все жизненные силы. Повсюду царила устрашающая мертвая тишина, по улицам поселка туда-сюда сновал дух смерти.

Се Яцзюнь несколько раз позвала брата, но не получила никакого ответа. Из-за выкриков у нее тут же закололо в животе. Эти невыносимые боли теперь преследовали ее каждый день как по расписанию. При этом всякий раз девочке казалось, что она этого не вынесет. Она впадала в такое отчаяние, что ей хотелось распрощаться с жизнью. Израсходовав всю энергию на поле, девочка ковыляла через силу, опираясь о стену – иначе у нее не получалось. Ее тельце напоминало иссохший гаоляновый стебель, который при порыве сильного ветра легко мог переломиться пополам.

Чуть видневшееся на западе постаревшее солнце, словно тоже обессилев от голода, готово было вот-вот провалиться в глубь ущелья и там заснуть беспробудным сном. Улица, оставшись без солнечного света, стала вдруг еще более промозглой и безмолвной, вызывая уныние и скорбь. Как было бы хорошо, если бы отец сейчас вернулся домой! Может, он тогда бы привез им чего-нибудь поесть. Практически все, кого посылали на строительство дамбы, еще до нового года вернулись назад, включая мать Бай Сяолань, и только о ее отце не было никаких вестей, словно тот погрузился на дно морское. Впрочем, вокруг фигуры