Комната одиночества - Александр Павлович Волков

– Здравствуй! – потом пауза и далее: – Как я рад тебя видеть! Ты что, в отпуске? Да-да! А твоя жена красивая женщина!

Потом начал бормотать что-то несуразное про условности, про желания все вернуть или вернуться!

– Да, да, мы с тобой поговорим! – продолжал он. – Как я рад тебя видеть! Ко мне никто не заходит! Обо мне никто не вспоминает!

– Как ваше здоровье? – перебил я.

– Здоровья нет совсем! – перешел он на отеческий тон и назвал меня по имени! Я даже удивился, оказывается, помнит или наугад произнес. – Потерял здоровье, когда-то было, теперь нет совсем!

Мы медленно шли по тропинке, начало, и конец которой терялся в этом дурацком густеющем тумане! Валька шла впереди, ее фигура, подернутая дымкой, виднелась, как рисунок на стене, покрытой штукатуркой.

– Я знаю, что обо мне сейчас говорят гадости! Говорят?

– Я не слышал.

– Ты еще мало прослужил! А когда прослужишь с мое, то поймешь, что это такое.

Потом начпо что-то вспомнил и посмотрел на меня, как на прокаженного:

– Сам-то ты перевелся или нет?

«Теперь какое твое дело, что у меня», – подумал я, но ничего не ответил;

Он стал отставать, и я быстро нагнал Вальку.

– Кто это был?

– Да так! – ответил я. – Один бывший знакомый.

18

А часто становилось просто страшно. Сидишь ночью один, в совершенно пустой комнате, и становится страшно. Грудь сдавливает, как обручами. Хотя черт его знает, как грудь сдавливает обручами? В общем, сжимает грудь – дышать трудно. Все время делаешь вдох, а вдох получается неполный. Наверное, так начинается приступ бронхиальной астмы. Но ведь у меня с легкими порядок. Дышать трудно, сердце колотится, кажется, что стоит посмотреть на меня со стороны, как можно увидеть пульсирующую черту. Сразу чувствуешь себя таким беспомощным. А раз так, то начинаешь искать причины такого состояния. Конечно, сначала думаешь о болезнях, вспоминаешь о контактах, то есть в смысле того, кто с кем спал, и мог ли ты от этих самых баб что-либо подцепить? Но ковыряешься в памяти, ковыряешься и ничего не находишь. Хотя кто в ком сейчас может быть уверен? Единственное, что успокаивает, так это вид этих самых баб с утра – они не казались мне бомжами, алкоголичками или сбежавшими с трипперхолла.

Далее начинаешь копаться, ведь не отпускает грудь и сердце продолжает колотиться, в событиях на службе. Тут, конечно, есть за что переживать. Наверное, я от природы просто очень чувствительный? То вдруг представляешь, как доложат начпо о том, что я угощал спиртом матроса, когда оставался на ночь в части ответственным и спал в своем кабинете. Да, матроса ставили охранять наш штаб, смешно сказать, три комнаты и два сейфа с никому не нужными бумагами. А матросу, это был Маслюков, было плохо после приема спирта. Я еще подумал, что наутро Маслюков будет ужасно выглядеть, но матрос поднялся раньше меня и успел привести себя в порядок. Но, с другой стороны, с общечеловеческих, так сказать, позиций, я ничего такого не совершил, что, матрос не человек, что ли? Зверь? И с ним нельзя посидеть за рюмкой «шила»? Но, поди, это объясни кому-нибудь. Например, нашим местным, которые надо мной потешались в ресторане, пока я не психанул и не запустил в них бутылкой из-под шампанского. Или тем, из буфета, которые захотели меня избить, просто избить, потому что я в форме. Да ну ее, эту тему! Может, мне страшно становилось оттого, что давал Греку наркотик? Хоть и один раз давал из благих побуждений, но ведь давал, а это значит – тюрьма на десять лет. Как представишь себе тюрьму, аж мурашки от ужаса по коже начинают ползать, проклятые. Кому охота сидеть? Вон на бригаде Леша Серов попал в грузинскую тюрьму. Кто мог думать, что все так обернется? Леша во время общегородского фейерверка устроил свой фейерверк из списанных гранат. На Новый год, кажется, все это происходило. Странно, по улицам стояла канонада, и Лехины выкрутасы никого не удивили бы, но ведь прокурор как-то вызнал. То, что на улицу опасно выходить во время праздника, никого не интересует, да и что Лехе дали шесть лет строгого режима с понижением в правах и звании, тоже никого не интересовало. Повозмущались пару неделек и забыли. Только Лехина жена не забыла, котомки в зубы и в Москву, в военный отдел ЦК. Что и кому она говорила, неизвестно, только дело пересмотрели, сочли приговор избыточно суровым и заменили шесть лет строгого режима на два года условно с восстановлением в звании и должности. И вот появляется через шесть с половиной месяцев отсутствия на территории бригады Леха, а форма на нем болтается, как на пугале. За эти шесть с половиной месяцев Леха, этот человек с фигурой Тарзана, не имевший ни грамма жира, потерял в весе почти тридцать килограммов. Разве после таких фактов не заработает воображение? А как Леха начал рассказывать: про воровство, про гомиков, про паханов, про условия, аж в дрожь бросало. Конечно, пока тебя лично не касается, то проблема проходит мимо, а когда реально видно решетку, и самое главное, если покопаться, то действительно, есть за что сажать, вот тогда и становится страшно. Ну, ладно, отгонишь одну грустную мысль, как тут же змеей приползает другая. А если уйти из Вооруженных Сил? Но начинать все с начала? Идти в поликлинику на полторы сотни рублей в месяц? Или воровать? И тогда вновь тюрьма реально засветит.

А вдруг Машка запсихует и пойдет к начпо плакаться? Точно, пойдет к начпо, ведь кто с кем спит, и кто, сколько пьет – это главная работа политотделов. Начпо уже пытался мне салазки прикрутить. Или эта, из Армении, обнаружит у себя сифилис и начнет в кожвендиспансере всех своих партнеров называть. Ну, пусть не сифилис, а какую-нибудь еще гадость. Например, синдром приобретенного иммунодефицита или болезнь легионеров. Здесь, в Закавказье, малярию всего пятнадцать лет назад уничтожили. Все можно ожидать. Вот теперь СПИД или то, что будет следующим за СПИДом? К 2000 году биомасса человека станет занимать среди всего живого почти 80 %, вот тут-то вирусы и разгуляются, ведь ему все равно, кто ты: слон или, наоборот, человек.

А может, прищучат за то, что отдал в аптеку медикаменты? Ведь брал. Но ведь говорят, местные, если берут деньги, никогда не «закладывают». А вообще-то, на сколько я сдал тех медикаментов?