Евгений Онегин. Престиж и предрассудки - Юлия Фёдоровна Ивлиева

Хоть и с разными целями, а Модест и Воронова находили общество друг друга весьма полезным.

Глава 23

Оленька Ларина в последний раз коснулась пальцами клавиш рояля и замерла, изящно склонив голову. После секундного замешательства раздались аплодисменты. Она лучезарно улыбнулась и благодарно посмотрела на зрителей. Скромное общество, которое снова собралось у них в гостиной, не скупилось на комплименты юной пианистке. Гости восхищались ее мастерством и музыкальностью. Оленька уже видела себя в каком-нибудь блистательном музыкальном салоне Санкт-Петербурга, так же чудесно играющей на непременно белом рояле. А на месте нынешних гостей перед ее мысленным взором представали уважаемые и знатные господа, тонко разбирающиеся в музыке и оценивающие ее по достоинству. Ей грезились цветы, комплименты и приглашения на балы.

Рядом материализовался ее возлюбленный и нежно поцеловал ее тонкие пальчики. Она просияла в ответ, осторожно расправила складки на новом платье и чинно вышла из-за рояля. Они с Владимиром будут прекрасной, безумно красивой парой на любом светском рауте в столице.

Оленька оглядела гостей. Их маленький деревенский дом за последнее время превратился во вполне себе модный салон. Ну почти. В том понимании, которое она имела из романтических книг.

Так много гостей из Петербурга они не собирали никогда. Даже при папеньке, хотя она плохо помнила те времена, поскольку была еще совсем малышкой.

Сначала приехал Евгений Онегин и начал баловать их визитами. Потом Андрей Модест. Этот хоть и не был столь мил и остроумен, как Онегин, но Петушков создавал вокруг него поле важности и частенько привлекал к нему внимание. А теперь вот госпожа Воронова – настоящая великосветская красавица. Так и получилось, что у них собралось довольно изысканное общество.

Маменька тоже вроде была довольна, хотя на новую гостью поглядывала с тревогой. Но Оленька решила не переживать по этому поводу. Маменька настороженно относилась ко всем новым людям.

– Тебе не кажется, что этим летом у нас в деревне довольно интересно? – поинтересовалась Оленька у Владимира, который пребывал в очень бодром и хорошем настроении.

– Согласен, мой ангел. События разворачиваются так стремительно, что очень походят на приключения.

Ленский легонько погладил ее по руке и нежно обнял за талию, впрочем прижимая не слишком тесно, дабы не нарушить правил приличия.

Оленьке захотелось закружиться вокруг Владимира и, бросившись ему на шею, крепко обнять. Такие порывы теперь одолевали ее часто. Оленька считала, они предвестник чего-то очень хорошего, что неотвратимо шло в ее жизнь. Она чувствовала себя безумно счастливой. Ей хотелось смеяться, прыгать и танцевать. Но, конечно, для юной барышни такое поведение недопустимо, и она лишь улыбалась и притопывала ножкой в такт музыке.

– Но мне все равно очень хочется в Петербург, – вздохнула Оленька.

Они так и не получили согласия Прасковьи Лариной на поездку в столицу.

– Все уладится, мой ангел, вот увидишь, мы поедем в Петербург, – постарался утешить ее Ленский и снова поцеловал кончики пальцев.

Оленька ему верила. Все указывало на приближение поездки: маменька распорядилась пошить им всем по новому платью, суетилась больше обычного, собираясь закончить дела к некоему определенному сроку. Она не говорила к какому, но Оля с Таней переглядывались и улыбались. А теперь еще Оленька вчера зашла к маменьке в комнату и увидела, как та пишет письмо своей петербургской подруге. Она четко разобрала название столицы, выведенное на конверте маминым красивым округлым почерком, и имя подруги.

– Страху я натерпелась, конечно, жуткого, – проворковала Алина, в который раз рассказывая историю, приключившуюся с ней по пути сюда. – Если бы не Андрей, они бы прикончили меня на месте.

– Какая она красавица! – тихо восхитилась Оленька.

В первую очередь она имела в виду туалеты молодой графини, которые каким-то чудесным образом уцелели при нападении бандитов. Ольга не уставала рассматривать детали: штрипки, пряжки, россыпи камней, прятавшихся в складках ткани. Ее интересовало даже то, как Алина так затянула талию, что та стала совсем тонюсенькой.

А вот Татьяна зря не надела нового платья. Она хоть и выбрала скучный серый цвет, а он ей очень шел. И фасон модный, и крошечные жемчужинки были прелесть как милы. Оленька дала бы ей свои перламутровые бусы, которые можно заколоть в волосы, и они обе выглядели бы ничуть не хуже госпожи Алины.

Оленька, конечно, преувеличивала: Воронова блистала не только нарядом. Неудивительно, что Андрей, такой любезный с Татьяной всю прошлую неделю, внезапно переметнулся к этой красотке. Хотя они, по всей видимости, были знакомы или имели общих друзей. Она хотела спросить об этом у Владимира, но тот отошел от нее и разговаривал с Онегиным.

– Я не помню, сколько их было, пятеро или шестеро. – Алина драматично прижала руку к груди. – Я от страха и себя не помнила.

– Не зря мы делали ставку на женские чувства и фантазии, – усмехнулся Евгений над самым ухом Ленского. – Через неделю она будет уверена, что их было не меньше десятка.

– Я тоже не успел посчитать, – поддакнул Модест. – Только пятки в лесу мелькали, едва я ворвался на поляну. Они удирали, побросав добычу и факелы. Погони я устраивать не стал, кинулся на помощь дамам. К тому же ловить преступников – дело полиции. Но двоих я ранил точно.

– Если бы он еще немного помедлил в кустах, убеждаясь, что поляна опустела, вполне могли бы напасть настоящие бандиты, – тихо фыркнул Ленский, реагируя на бахвальство бутафорского героя.

– Я уже молилась перед смертью, ожидая, что их волки меня загрызут, – продолжала вещать Воронова. – Не знаю, как они их приручили, но звери огромные, выли, рычали, с клыков текли слюни и кровь. Таким сожрать человека – как нечего делать.

– Милейшие и добрейшие псы и не подозревают, что едят человечину, – хихикнул Ленский. – Ведро говяжьей печени по поляне раскидать пришлось, чтобы они там задержались и не пытались играть с людьми. Как их Кормский заставил выть, я и вовсе ума не приложу.

Молодые люди отошли подальше от компании, расспрашивающей героев ночного приключения, и смеялись в свое удовольствие. Ленский поднял бокал и осторожно, почти неслышно цокнул его край о бокал Евгения.

– Вы гений, Онегин. Я не верил почти до самого конца, что все так складно получится. Разыграли как по нотам.

– Мы действовали во благо. У нас должно было получиться, – отмахнулся Онегин. – Ваш Кормский молодец, а псы его просто умницы. Лайки – умнейшая порода. Да и он прекрасный заводчик.

– Да, ловко мы подставили