Евгений Онегин. Престиж и предрассудки - Юлия Фёдоровна Ивлиева

Андрея, конечно, изрядно раздражал Петушков, который требовал его мнения по всякому ерундовому поводу. Откуда, спрашивается, он должен знать, с какой выгодой продавать тому сено? Он и сена-то толком не видел.

Старый глупый болван Петушков! Но у него в гостях Андрей словно сыр в масле катался. Вставал поздно, когда хозяин уже отбывал по делам. Его плотно кормили и всячески ему угождали. После обеда Модест отправлялся с визитом к Лариным. И только вечером, за добротным сытным ужином, удостаивал вниманием Ивана Ивановича. Если играл в карты с Зарецким, возвращался за полночь и сразу валился спать.

Основная выгода, на которую рассчитывал Модест, приближалась.

Сегодня он собирался сделать предложение Татьяне. Разговаривать, конечно, он будет с матерью. Ее резоны ему понятны, поэтому объяснения даются проще. У нее старшая дочь незамужняя, да еще со странностями, того гляди в девках засидится. Тут шибко-то в женихах копаться не станешь. Очередь за барышней не стоит. А так за петербуржца замуж выйдет. О том, что петербуржец снимает угол у бабки, полгода должен денщику и за квартиру, он умолчал. Наоборот, расписал свое жилье как этаж в особняке. Такой особняк и взаправду имелся. Только не у него, а у Русакова. А он там пару раз в гостях бывал.

Общение с будущей невестой давалось ему тяжело, поскольку она оказалась очень странной барышней, не от мира сего. Любила порассуждать о поступках каких-то людей из книжек. Спрашивается, какая разница, что там сделал какой-то вымышленный персонаж? Его не существовало, а писатель выдумал. Но это еще ничего! Когда она рассказывала о духах, призраках и страшных снах, у него по спине бегали мурашки. Он не представлял, как с ней разговаривать. Не понимал, что она такое. Глаза вытаращит и ждет чего-то. Может, больная какая? Ну и славно, проще в монастырь определять будет.

Сразу понятно, деревенская глупышка. Однако Модест подозревал, что она не слишком-то ему симпатизирует. Она не радовалась его приходу, не спешила навстречу, напротив, сидела и вздыхала, как будто тяжкое бремя несет. А потому он решил, что лучше иметь дело с ее матерью. Так вернее. До чувств Татьяны ему не было никакого дела. Как поженятся и приданое ему отойдет, так пусть хоть книжки читает, хоть призраков ждет. Ему за ненадобностью. Жаль, приданое не шибко богатое, только долги маленько закрыть.

Главную прибыль Модест ждал от тетки. Она дом доходный в наследство обещала и содержание сорок тысяч в год. К счастью, условия, что он жену в Петербург привезет, не поставила. Есть ли разница, какая дурочка ему письма из деревни писать будет? Супруга? Супруга! Все, он условие выполнил. Позже он имение Лариных продаст, еще прибавка. Говорят, в монастыре не так плохо. Татьяне может и понравиться. В мечтах Модеста все складывалось очень гладко.

Потом он снова вспомнил об Онегине. Тот приданое знатное возьмет, не чета его. И Лизавета Строганова не в пример Лариной красавица. Но там и папенька волевой, с собственным мнением и с порядками. У такого тестя не забалуешь. «Нет, не все коту масленица, этому Онегину. Минусов в его женитьбе больше», – утешал себя Модест.

Его мысли метались с одного на другое, никак не могли остановиться. Кухарка прервала его размышления, когда внесла поднос с чаем, блинами и всякими добавками: сметаной, вареньем.

– Вот, барин, завтракать пожалуйте. И почта вам.

Модест удивился, увидев целую пачку писем. Это кто ему писать надумал? Да еще сюда.

Первое письмо было от Егора, его денщика.

«Он что же, писать умеет?» – удивился Андрей.

Впрочем, содержание послания заставило его пожалеть, что пишет Егор плохо, коряво, а ситуацию описал скудно и коротко. Как Модест понял, против него завели долговую тяжбу, комнату просили освободить к концу месяца, вещи, какие были, описали и забрали.

Из других конвертов он достал целый ворох повесток в суд и решений приставов. Сроки на погашение долгов давались в две недели. Платить ему было нечем. По приезде в Петербург его ждала долговая яма. Тетка точно денег не даст. Тюрьма? Каторга? Ну как же так? Вот только жизнь играла яркими красками, и все потухло в один миг.

Не иначе Канст Петрович все это затеял. Чего потребует на сей раз? Какую услугу? Бывают такие услуги, за которые на каторгу еще быстрее отправят, чем за долги. Модест помнил сплетни про поручика Ломова, которого осудили и сослали за убийство владельца какой-то фабрики, Демина. Только убивать Демина у поручика никакого интереса не имелось, а вот долгов перед Канстом Петровичем – в избытке. Земли, которые Демин собирался купить, достались Кансту Брылю, а Ломов через три месяца подох на каторге. По спине Модеста побежали ледяные мурашки.

Может, занять у Лариной? Должна же она дать денег будущему зятю? А вдруг это наведет ее на мысль, что он не такой уж и хороший жених для старшей дочери? Тогда все рухнет.

Можно попробовать занять у Алины Вороновой. Она на каждом углу вопит, что он ее спаситель, она обязана ему. Обязана жизнью. Жизнь Алины ему и даром не сдалась, пусть расплатится наличными.

Поглощенный такими мыслями, он открыл последнее письмо от тетки. Модест еще на прошлой неделе отправил ей рассказ о том, как доблестно спасал ее подругу от неминуемой смерти, не забыв упомянуть, что во время подвига пострадал, в том числе финансово. Потрепал костюм, придется покупать новый, повредил ногу, понадобилось врача вызывать, и лошадь захромала, конюх плату содрал, не постеснялся. Сейчас он собирался оценить размер теткиной благодарности.

Тетка славилась нелюбовью к пустой болтовне о пустяках и погоде. Все положенные приветствия и рассказы о здоровье он прочитал вскользь. Последние строки пришлось перечитать трижды, поскольку смысл до него дошел не сразу.

«Жену бери не абы какую. На госпоже Вороновой женись. Я подсоблю, она не откажет. Лучшей партии тебе не найти. А вместе с моим благословением получишь и прибавку к содержанию».

Сказать, что ответ старой перечницы ошарашил его, – ничего не сказать. Модест замер с письмом в руке и открытым ртом. Потеребил воротник рубахи. Ему почудилось, будто на шее сомкнулась удавка. Потому что стать мужем Алины Вороновой – то же самое, что добровольно принять рабство. Она ведь не мужа искала, она жаждала слугу и жертву в одном лице.

Из забытья его снова вывела кухарка.

– Может, барину еще блинов принести?

Она посмотрела на пустое блюдо, на котором еще недавно ровно лежало не менее трех десятков