Евгений Онегин. Престиж и предрассудки - Юлия Фёдоровна Ивлиева

Она смотрела открыто, не смущаясь, без кокетства. Молодые девушки на выданье не должны так смотреть на мужчин. Но Татьяна смотрела, и в душе у Евгения что-то происходило. Он не мог разобраться, что именно. Он не заметил, как руки Татьяны оказались в его руках, не заметил, как подошел настолько близко, что ее волосы коснулись его губ. Евгений не понимал, почему хочет, чтобы весь мир вокруг померк и они остались вдвоем. Он дотронулся губами до ее виска. Татьяна замерла и перестала дышать. Она надеялась… Не смела, но до безумия хотела. Даже слегка запрокинула голову. Пусть случится. Она будет помнить об этом всю жизнь.

Пространство вихрем завертелось вокруг них. Ожидание. Надежды. Почти ощущение. Ей уже мерещилось.

А в следующее мгновение Татьяна осталась одна.

Евгений хмуро наблюдал, как Прасковья Ларина разливает чай. Он улавливал в себе какие-то перемены, и это его беспокоило. Он избавил Татьяну от жуткой участи с Андреем Модестом и теперь ощущал нечто похожее на ответственность за нее. Вот только зачем это ему? Татьяна ему не сестра, не родственница и уж точно не возлюбленная. Однако Евгения что-то беспокоило. Он не понимал что. Но мысли начинали раздражать.

«Благо сейчас все разъедутся», – успокоил он себя.

Если уезжать, то это следовало делать первым. Сейчас Евгений предпочитал остаться, побыть одному. Вернуться к самому себе.

Модест и Алина убыли на прошлой неделе. Она – счастливой невестой, а он – пойманной птицей в клетке. Евгений даже устроил вечер в их честь у себя в усадьбе, раз уж Алина была его гостьей. Лично открыл шампанское и первым выпил за молодых.

Графиня сияла. Модест кипел от ярости и непонимания, как он оказался в таком положении. Его потускневшее лицо выглядело словно припорошенным сизым пеплом, а когда он улыбался, демонстрируя мнимую радость, маска трескалась и пропускала жар гнева.

– Как же ты мне удружил, голубчик! – прощебетала тогда Алина. – Удружил и порадовал. С ужасом думаю, что случилось бы, если бы я не поехала к тебе в гости. Ой! Сидела бы в этом замшелом Петербурге и умирала от тоски. А тут такая любовь вспыхнула. Свадьбу закачу! Я с Андреем обрету счастье в своей жизни.

Евгений в ответ поцеловал ей руку и поздравил с помолвкой.

Верила она в любовь Модеста, которую тот не ленился изображать, или не верила, а понимала, что птица он подневольная, не играло никакой роли. Алина нашла подходящего по всем параметрам кавалера, выходила замуж и бескрайне этому радовалась.

Модесту тоже следовало отдать должное. Он извлек выгоду из своего положения. Изыскал способ избавиться от своих долгов. Он не стал тянуть и объявил помолвку здесь, в деревне, – стало быть, приедет в столицу к своим кредиторам уже весьма перспективным должником. Завидев подобные изменения в его финансовой судьбе и предвидя денежные вливания, они не станут спешить. Не упустят шанса получить расчет сразу. Это гораздо лучше, чем годами выбивать долги.

Прощание с Ленским далось Онегину тяжелее всего. Ощущение, что он прощается с важной частью себя самого, чувство утраты, какой-то непонятной потери, не покидало его несколько дней. Евгений не припоминал за собой грусти по похожему поводу, и это его сильно обескуражило.

С утра он застал качель влюбленных пустой. Она грустно покачивалась на ветру, осыпаемая осенними листьями.

Обе груженные багажом кареты уже катили по разбитым и слякотным дорогам в сторону столицы. Онегин ощутил усталость. Его в Петербурге ждала невеста, он не сможет прятаться в деревне вечно. Не стоит портить отношения с бароном Строгановым и дожидаться от него самоличного письма.

От подобных мыслей он и вовсе устал нестерпимо и, кое-как позавтракав, вернулся в постель.

Глава 26

Проснулся Онегин, когда уже вечерело. По потолку над кроватью ползли мрачные тени. Он наблюдал, как почти зашедшее солнце окрашивает их в багровые и малиновые цвета, как окно заливают последние лучи, а потом приходит темнота. Ему некуда было ехать. Его никто нигде не ждал.

Он много ворочался, потом лежал недвижимо, долго, сколько смог выдержать. Дважды заходил в комнату Лукьян, тихо справлялся, не разболелся ли барин. Убедившись, что единственным недугом, который мог сразить хозяина, являлась лень, он удалялся. Онегин провалялся в кровати еще ночь и половину следующего дня.

Голод оказался единственным гостем, который почтил его своим присутствием и к обеду стал нестерпим. Сначала Евгений хотел затребовать еду в постель, но потом решил спуститься вниз. Может, в хозяйстве появились какие-то дела? Если он продолжит лежать в кровати, его точно не осмелятся беспокоить, а спустившись вниз, он узнает хоть какие-то новости. Евгений маялся бездельем и в своем положении новости о пополнении в хлеву или каком-нибудь сваленном поперек дороги дереве счел бы вполне себе развлечением.

Впрочем, для поваленного дерева была нужна гроза, а на улице стояла тихая молчаливая осень и низкие серые тучи укрывали небо.

Он посидел на крыльце, завернувшись в одеяло поверх халата, а на прогулку не поехал.

– Не озябните, барин, – предупреждал Лукьян.

Но Онегин не слышал его, уставясь в одну точку перед собой.

Опасаясь, что барин заболеет, Лукьян растопил камин и принес Евгению теплого компота, в который кухарка бухнула столько разных специй и трав, что он больше походил на горячую микстуру.

Евгений усмехнулся, представив, как Глафира вытряхивает из своих холщовых мешочков травы и добавляет в отвар, согласно предполагаемому ею диагнозу. Вот этих, чтобы барин не простыл, этих, чтобы не хандрил, этих от живота, а то несварение непременно случится, если есть редко и помногу, вот этих – против тяжелых дум да упаднических настроений. И вот уже кипятка получалось меньше, чем травы.

Он еще раз усмехнулся, но прилежно выпил все.

Отвар помог только против простуды. Скука продолжила его терзать с неменьшей силой.

Внезапно подумалось, что деревня здесь ни при чем, он и в блистательном Санкт-Петербурге скучал изрядно. В памяти мгновенно всплыли театральная ложа, яркие огни салона Натальи Голицыной, ресторан самого Талона, изысканные блюда, шампанское рекой, прогулки по набережной Невы и десятки глаз, взирающие на него с восторгом и ожиданием.

«Мне скучно здесь, мне скучно там», – постановил Евгений, соврав самому себе, что ничто не встрепенулось в его сердце.

Отправившись наконец на прогулку, он и сам не понял, как оказался на этой пресловутой качели, которую бросили все влюбленные пары. Скамейку основательно засыпали сухие листья. Онегин стряхнул их затянутой в перчатку рукой,