Пирамида предков - Ильза Тильш

Рассматривать пирамиду из прямоугольных клеточек, надстроенных одна над другой, читать имена, вписанные в эти клеточки, представлять себе людей, которые носили эти имена, соединить этих людей с тем временем, когда они жили и трудились, зачинали и рожали детей. Адам и его дети жили во времена тридцатилетней войны, Георг Второй ребенком, вместе с братьями и сестрами, убегал в леса, когда шведы или императорские солдаты проходили по стране, грабя и убивая, на жизнь Паулюса и Готлиба тенью легли ужасы турецких войн. Войны, битвы за веру, годы чумы и голода, холера, саранча, неурожаи, всевозможные виды ужаснейших катастроф, которые только можно себе представить. Предпочтение отдавалось то одному, то другому языку или религии, привилегии — одним, угнетение — другим, упущенные возможности преодолеть противоречия, огонь, который затаптывали, но никогда полностью не могли погасить, и под пеплом он продолжал тлеть, а порыв ветра раздувал новые пожары. Самодовольные, но ничего не подозревающие правители сидели в своих резиденциях и распоряжались огромными странами.

Боже, спаси и сохрани; надвигалось последнее из больших упущений отыскать компромисс, а другие, такие же более или менее крупные упущения, возможно, еще впереди.

Вынуть ребенка из фотографии, отделить его от исцарапанной пожелтевшей бумаги, пробудить к жизни, попытаться найти его связи с тем временем.

(Ты ведь жила тогда, ты должна все вспомнить!)

Всегда есть возможность порыться в старых газетах, превратить прошлое в настоящее.

40 тысяч рабочих слушают Адольфа Гитлера в Оффенбахе.

Адольф Гитлер выступает перед 60 тысячами зрителей на дармштадтском стадионе.

20 тысяч в Гиссене вокруг фюрера, 8 тысяч в парадном зале, 12 тысяч человек стоят вдоль улиц, по которым проезжает фюрер. Неописуемое ликование.

Коричневые рубашки завоевывают Франкфурт-на-Майне.

Бреслауские штурмовики на марше. Оркестр играет песню «По Силезии шагаем, в бой за фюрера вступаем». Пламенные речи, море флагов и выброшенных вверх рук.

Время черно-красной системы прошло.

Грандиозная манифестация в Аттерзее. (Крепкой рукой ударим по австро-марксизму.)

Потсдамский слет молодежи рейха под эгидой НСДАП — самое крупное из всех проводившихся до сих пор собрание молодых людей.

Читать, превращая прошлое в настоящее, погружаться в тень, исправлять милые образы пожилых людей.

300 тысяч на Венском окружном партийном съезде 4 октября 1932 года. Репортаж газеты Фелькишер Беобахтер (издатель Адольф Гитлер), в котором говорится о грандиозном событии (немецкое население Вены дало свой ответ на красный террор, Осыпая бесконечные колонны цветами… породив мощный ураган криков «хайль», пронесшийся по улицам, и расцветив их гитлеровскими флагами, вспыхнувшими в тысячах рук), официозная Винер Цайтунг уточняет: от 15 до 20 тысяч венцев на площади Героев, в речах подчеркивалась как необходимость единства Германского рейха, так и необходимость объединения всех немцев на национальной основе и под лозунгом исключения классовой борьбы. Митинг закончился исполнением песни о Германии, в отдельных районах Вены отмечены столкновения.

Кроме того, в этот день в Вене состоялись показательные выступления планеристов, а в Дреерпарке открылась выставка выпечных изделий.

Анни три года, она сидит на камне среди вспаханного поля в смешной шапке горшком, в зимнем пальтишке, повязанная шелковым шарфом с пестрым узором.

Анни четыре года, она сидит среди кукол с открывающимися глазами, с белокурыми и черными волосами, которые говорят «мама», у которых сгибаются руки и ноги; сидит на покрытой ковром оттоманке в квартире своих родителей в южноморавском городишке Б., в сонном провинциальном городишке, далеком от всех волнующих политических событий.

(Ты должна это знать, ведь ты жила тогда.)

Анни идет в школу с ранцем за спиной, Мими вешает белье на веревку, мама где-то в доме, Ида варит еду для Мими, мама больна. То, что Анни не могла описать, нарисовано в дневнике карандашом. Старайся писать красивее, а то получишь плохую отметку, твои отец и мать всегда получали хорошие отметки. Анни ходит по квартире, держа в руках зеркало (папа работает, веди себя тихо, сейчас нельзя играть в мяч, нельзя играть на маленьком барабанчике), в зеркале отражаются белые пропасти комнатного плафона, это тихая игра, сквозь белые занавески падает отфильтрованный солнечный свет, когда занавески перед окном шевелятся, свет тоже шевелится волнами, и кажется, что это вода, плафон большой угловой комнаты заполнен водой, и на дне его танцуют солнечные зайчики.

Я пытаюсь приблизиться к девочке, которая стала для меня чужой, иду за ней следом, смотрю, как малышка Анни прыгает за домом через скакалку, вперёд, потом назад, на одной ножке, поджав другую, сначала на правой, потом на левой, потом на обеих ногах, потом, сложив скакалку вдвое, крутит её одной рукой, стараясь перепрыгнуть через нее. В Вене стреляют, 105 убитых со стороны Хаймвера, 135 убитых со стороны шуцбунда, грянула гражданская война, 718 раненых лежат в госпиталях. Я иду следом за малышкой Анни к ларькам, построенным на рыночной площади, перед которыми толпится народ, два раза в году в Б. проводится ярмарка, площадь превращается в ларечный городок, крестьяне и торговцы приехали издалека и предлагают свои товары. Повсюду рулоны тканей и фартуки, набивные, с голубым узором полотенца из льна и хлопка, резные ложки и бельевые шнуры, яйца и гуси, утки и куры, косы и серпы, нитки и иголки. Стопки глиняной и эмалированной посуды высятся в соломе за церковью, грибы разложены на широких платках, детские игрушки, блестящие трубы, плюшевые звери, куклы, сласти. Тут же разносчики с лотками — гребенки, зеркальца, шпильки, заколки. (Откуда пришли эти люди — из Словакии? Или же это были торговцы из Готчее? Я уже не помню, говорит мать, наверное, я и тогда этого не знала.) Где-то там были грудой навалены пакетики из розовой бумаги, такой пакетик продавался за десять геллеров, и если тебе не везло — тогда внутри ничего не было, а если везло, то в них оказывалось золотое или серебряное колечко с красным, синим или зеленым блестящим камушком.

Цыгане заставляли обезьянок танцевать на натянутой бельевой веревке, медвежата неуклюже поворачивались под тамбурин, турецкий мед привлекал внимание детей.

Десять геллеров стоили пакетики счастья, десять геллеров бросали в шляпу нищему.

Сколько геллеров стоил песок с Тайи, который мама покупала у одной женщины, появлявшейся в определенное время, и которым она пользовалась, чтобы чистить кастрюли? (Я не помню, говорит мать.)

Девочка стоит на коленях у сельской дороги перед каменным крестом. Ты ведь не хочешь стать монахиней? Молитвы вечером в постели, спаси меня, ангел-хранитель, отпущение грехов, счастливое чувство, когда покидаешь церковь, теперь у меня больше нет грехов, другая песня, очень любимая, которая тоже исполнялась на губной гармонике и которую пели по большим праздникам в