Говорит Москва - Александр Иванович Кондрашов

Я в знак протеста оставил Вале квартиру и переехал к матери. Стал регулярно выпивать и нашёл в этом занятии столько увлекательного, очень сильно отвлёкся… Несколько попыток совершил, чтобы вернуться в академическую науку, но такой воли, как, например, у Вали, у меня не оказалось. И желания тоже. И потому были только разовые приключения вроде того английского, о котором я вас подробно информировал.

Неинтересно стало жить. И не на что. Предлагали кафедру в Сибири, но не на кого было маму оставить. Я отказался и опять стал пить, и мама ничего со мной не могла поделать… Тут в детской поликлинике заведующая – моя ученица, взяла на работу, зная обо всех моих недостатках, но и там всё, не всё слава Богу, недолго продержался. Остался надомником… Ну всё это неинтересно…

– Борис Аркадьевич, почему вы думаете, что мне это неинтересно? Мне необыкновенно интересно всё, что вы рассказываете.

– Потому что мне, мне, мне это неинтересно. Особенно сегодня, сейчас… Знаете, Костя, может быть, я вам в письменном виде всё изложу, потому что такая «мыло-драма» наметилась, а вы всё же в близких сферах крутитесь, то есть вращаетесь – видите, одно слово, а как меняется смысл…

– Конечно, напишите… Я вас к себе в эфир позову, то есть сейчас официально приглашаю. На радиостанцию, раньше «Парус», а сейчас «МанияК» называется. У меня программа есть «Были люди», у вас, не скрою, могут быть отличные перспективы на радио…

– Были паруса, люди, а теперь маньяки. Не хочу, спасибо, не надо, – страшно удивил Костю педиатр. – Может быть, как-нибудь потом, а теперь я буду очень занят…

8. Санта-Барбара

То, что педиатр так легко отказался от предложения о радиосотрудничестве, в перспективе, возможно, коммерчески весьма привлекательного, больно ударило Костю.

– Борис Аркадьевич, я не шучу, я вас ответственно приглашаю. Будете приезжать – за вами пришлют машину – раз в неделю, скажем, в субботу к восьми вечера, и мы будем с вами разговаривать, как сейчас, о чём угодно, о жизни. Без всякой цензуры, любые устные рассказы, отклики на политические события. Поначалу сто долларов за час, в месяц минимум двенадцать тысяч рублей, ведь какое подспорье в вашем нынешнем положении, я бы не отмахивался от такого предложения. Вам надо будет держать себя, готовиться к этой субботе, это – прямая дорога к, так сказать, выздоровлению.

– Костя, можно я пошучу?

– Пошутите.

– Можно плоско? Извините, спасибо, конечно, вчера бы я, конечно, согласился. Но двенадцать тысяч не спасут отца русской демократии… Знаете сколько я получал за визит в Лондоне?

– Борис Аркадьевич, может быть, мне удастся убедить гендира, и будет сто пятьдесят?

– Торг здесь неуместен. Вот и пошутил.

– Двести.

– Нет, Костенька, вчера бы я согласился и на сто рублей, и бесплатно, и сегодня утром бы согласился…

– Что же сегодня случилось, Борис Аркадьевич?

Педиатр опять встал.

– Давайте пройдёмся, Костя, нет, не смогу, ноги что-то барахлить начали, такие вещи лучше сидя рассказывать… Сегодня… Итак, сегодня иду я на Пудовкина, на приём, в дом, где мемориальная доска Тарковскому. Поднимаюсь на шестой этаж, теперь я, слава Богу, благодаря вашей супруге-ангелу и вам несколько цивильнее выглядеть стал, как бабушки у нашего подъезда говорят… И вот домофон, лифт, поднимаюсь, дверь открыта, вхожу в квартиру, всё честь по чести, бахилы, маску надел… И вижу…

Педиатр говорил очень тихо, Косте было неудобно переспрашивать, Борис Аркадьевич как будто почувствовал партнёра и чуть прибавил звук.

– …и вдруг я вижу свою мать, маму мою… Какой она на всех фотографиях, когда молодая была, очень строгая и боевая. Боевая… То есть вот некая молодая мамаша, как две капли воды похожая на мою мать… Я к этому был не готов, совсем не готов… Но иду дальше вслед за мамашей… По коридору – в детскую… На стене театральная афиша, а там – Ара, Ира, Ирина Зыря-нова, понимаете?.. Остановился. Спрашиваю на автомате: это – кто, бабушка младенца? Мамаша говорит: никогда её так не называйте, она у нас ещё практически девочка, никак замуж выдать не можем…

Вроде сознания я не терял, но очнулся на полу, а мамаша эта молодая, волевая командует, кричит: «Мам, иди сюда, педиатр по ходу хлопнулся! Скорую вызывай!»

Я это всё слышу, говорю: «Не надо скорую, просто что-то ноги подкосились… это временно», – как-то сгруппировался, маску снял, достал нашатыря из саквояжа, нюхнул прямо из склянки, а тут и Ирина выходит…

Педиатр открыл свой саквояж, внимательно осмотрел содержимое, так внимательно, что и Костя в него заглянул, но педиатр медленно закрыл его и как-то покойно клацнул замочком…

– Она ничуть не изменилась, ничуть, в кино она давно не снимается, Баулин-то снимался до последнего, до самой то есть смерти, а она – нет, я её по телевизору давно не видел, только в старых фильмах, но выглядела она, клянусь, как тогда в Несебре…

Однако встать всё ещё не могу. Дальше немного как в замедленной съёмке. Взгляды встречаться начали, встретились, я к ней потянулся, а она тоже… оседать стала, узнала, значит, меня.

Дочка, вот боевая: «Ну, жесть, что ж это сегодня за день такой, сплошные обмороки, мам, ты-то чего?..» Я к Ире приполз с нашатырём, она коротко вдохнула его и заморгала, я даже слышал, кажется, как шелестят её ресницы. Очнулась. Я помог ей подняться и потому сам смог встать… Почувствовал её, вспомнил – не прошло и двадцати с лишним лет…

«Эй, товарищ, а не превышаете ли вы свои служебные полномочия?» – дочка строго так спрашивает. Я разомкнул, если так можно выразиться, объятья и помог Ире сесть… «Ничего, ничего, – говорит, – я сама, сама, всё хорошо, просто голова закружилась, спасибо, идите к ребёнку…»

Куда? Да, да, конечно, всё хорошо, всё кружится, но идём к ребёнку… Мальчик хороший, крупный, орёт отчаянно. Смотрю его, результаты анализов просматриваю… Всё двоится, троится, никогда у меня такого не было, но собрался, сфокусировался. Несколько, конечно, нервничаю, одно дело чужие дети, другое, когда… не чужие. Но собрался. Да, высыпания, да, температура… Нет, это – не корь, не краснуха, нет, не они, а то было бы очень неприятно… Взмок даже немножко, то есть мокрый совсем, но собрался… Нет, мальчик хороший. Ни пневмонии, которую подозревали, ни везикулопустулёза не обнаружил. Нет, не обнаружил. Но аллергия какая-то есть, на что? Хороший парень, из-за пустяка, а как организм-то собрался, какой отпор даёт. Животик ему гладил, пульпировал осторожно. Он плакать