Тише - Кейт Максвелл

она в ответ на благодарности. Теперь, когда я чуть больше знала о прошлом Джесс, у меня возникло подозрение, что одержимость чистотой и порядком была лишь способом борьбы с царившим в ее жизни хаосом.

На второй или третий вечер Джесс посетовала, что ей не хватает привычных занятий йогой.

– Дело даже не в физической нагрузке, – уточнила она, – а в возможности замедлиться, ощутить себя в моменте.

Мы обе рассмеялись – это прозвучало так по-американски.

– Ты можешь представить, чтобы мы произнесли нечто подобное дома? – сказала я. – Да и вообще представить йогу у нас на ферме? И посмотри на нас сейчас: сидим в бруклинском лофте и обсуждаем благотворное влияние аштанги[42] на организм. Интересно, как бы отреагировала мама?

– Тогда почему бы нам не пойти еще дальше и действительно не заняться аштангой в бруклинском лофте? – предложила Джесс.

Мы отодвинули диван и кофейный столик к стене, чтобы на полу хватило места для троих – это оказалось не так-то просто, поскольку все мы были довольно высокими. В итоге Джесс вела урок со своего коврика в одном конце комнаты, а мы с Сэмом расположились на полотенцах в противоположном.

– Сэм, а у тебя отлично получается, – похвалила его Джесс после занятия, и Сэм признал, что когда-то «очень плотно» занимался йогой. – Наверняка еще и с инструкторшей встречался, – сказала Джесс и подмигнула.

Сэм заметно смутился.

– Не волнуйся, я знаю, что у тебя были девушки и до меня, – улыбнулась я.

Тем не менее сердце вдруг обожгло ревностью. Жизнь в очередной раз недвусмысленно дала понять, что ничто не вечно; и не стоит врать самой себе, доказывая, что это не так. «Тебе ведь нужно совсем другое», – пронеслось в голове.

Вечером, когда Джесс отправилась спать, а я открыла бутылку вина, Сэм завел разговор о бывших.

– А мы и правда никогда не говорили о прошлых отношениях, – сказал он.

Я пожала плечами.

– Не вижу в этом смысла.

– Понял. Но если вдруг захочешь спросить меня о чем-нибудь таком, я с удовольствием отвечу на любой вопрос.

– Спасибо, Сэм. Могу сказать то же самое о себе.

Он был прав: странно, что мы никогда не делились друг с другом этой частью своей жизни. Я вдохнула поглубже. Почему бы не рассказать ему? В конце концов, та история давно в прошлом.

– Когда-то мне разбили сердце, – сказала я. – Человек, которым я дорожила, повел себя как последний козел. Подозреваю, еще и врал напропалую.

– Ох, Стиви. Мне так жаль. – Он нежно обнял меня. – Я бы никогда не причинил тебе боль. Надеюсь, ты это знаешь.

Не стоит давать таких обещаний, мысленно ответила я.

Уже лежа в кровати, я все думала, правильно ли поступила, рассказав Сэму о своем прошлом, обнажив душу. «Меня отвергли, потому что я недостойна любви», – не это ли прозвучало в моих словах? К тому же он ничего не рассказал о себе в ответ…» Когда Сэм протянул руку и коснулся моего плеча, я сделала вид, что сплю.

На седьмой день подача электричества в Нижнем Манхэттене возобновилась. Перейдя по мосту, мы с Джесс пешком отправились по домам, рассуждая о том, что нет худа без добра, и вспоминая проведенное вместе время; попрощавшись у границы Нижнего Ист-Сайда, мы разошлись в разные стороны. Я слила воду, которую Сэм набрал в ванну еще до урагана, и убрала свечи в кухонный шкаф.

– Я скучаю, – сказал он, позвонив мне чуть позже. Я тоже по нему скучала, но что-то заставило меня промолчать.

Сорок один

Жужжит домофон. Я впускаю Джесс внутрь, открываю дверь и жду, пока она поднимется по лестнице. Завернутый в пеленку Эш сопит у меня на руках. Внезапно я осознаю, сколько всего не успела: лицо не накрашено; засаленные волосы стянуты в хвост; на футболке желтые пятна от срыгивания; а гостиная за моей спиной напоминает место крушения. Время, которое я выделила на подготовку к приезду Джесс, бесследно сгинуло в водовороте под названием «забота об Эше», где ежедневно исчезает и все остальное.

– Извини за мой вид, – говорю я, когда она наконец появляется. – В идеале я должна была выглядеть как Кейт Миддлтон на выходе из крыла родильного отделения «Линдо», но все-таки решила – то есть мы решили – выбрать более естественный образ.

Меня поражает, какое облегчение я испытываю при виде Джесс. Возможно, потому, что до последнего не была уверена в ее приезде. Первоначальные сигналы – реакция Джесс на мое планируемое материнство; ее явное нежелание обсуждать эту тему – не внушали оптимизма.

В конце концов, когда я написала, что беременна, она медлила с ответом не дольше секунды. А потом пришли поздравления. Я была рада, что сообщила ей эту новость в письменном виде – так мне не пришлось слышать дрожь в ее голосе. «Приезжай через пару месяцев после родов, – добавила я тогда, – к тому времени у меня уже появится мало-мальский режим». Как смехотворно выглядят теперь мои рассуждения!

Увидев меня на верхней площадке лестницы, Джесс машинально скрещивает руки на груди и замирает, глядя на Эша. Ее зеленые глаза расширяются, и она прикрывает их ладонью, чтобы я не заметила слез.

– Боже мой! Вот уж не думала, что мне так нравятся младенцы! – говорит она.

– Ты, наверное, просто устала после перелета, – говорю я. – Хочешь его подержать?

Джесс кивает, я передаю ей Эша и вижу, как дрожат ее руки, – даже золотые браслеты на правом запястье слегка позвякивают. Возможно, боится уронить; одному богу известно, когда она в последний раз держала на руках ребенка. Тем не менее Джесс осторожно берет его, прижимает к себе и только потом немного расслабляется.

– Поверить не могу, что ты произвела на свет такое чудо! – говорит она.

– Магия непорочного зачатия.

– Как ты себя чувствуешь?

– Думаю, ты и сама догадываешься.

Хотя с чего я взяла? Она ведь ничегошеньки не знает о материнстве! Может, поэтому часть меня хочет рассказать ей, как я себя действительно чувствую – вернее, чего не чувствую. Потому что Джесс не станет меня осуждать или забрасывать непрошеными советами. Более того, она только что расплакалась, показала свою уязвимость, – как в тот памятный уик-энд на побережье. Ее щеки до сих пор мокрые от слез. «Поговори с ней, – увещевал меня Нейтан по телефону позапрошлым вечером. – Используй этот шанс, пока она там». Что, если они правы – Нейтан и ночная няня? Я излила душу совершенно постороннему человеку – так почему же мне так трудно поговорить с родной