Тише - Кейт Максвелл

Но ведь она проделала такой путь ради встречи со мной! Ей незачем знать, что я облажалась; она этого не заслуживает. Пусть вернется домой с легким сердцем и в полной уверенности, что ее маленькая сестренка справляется с материнством на раз-два; что она просто молодчина! Возможно – и даже наверняка – Джесс всегда мечтала о том, что есть у меня сейчас. Не хочу, чтобы она считала меня неблагодарной.

Поэтому, забирая у нее Эша, я прижимаю его к себе чуть крепче, чем всегда. Целую его в щечку – хотя обычно этого не делаю. А когда он начинает хныкать, ласково шепчу:

– Иди ко мне, зайчонок! Тише, тише, мой маленький… – Я строго придерживаюсь сценария.

Видя беспокойство на ее лице, понимаю, что отделаться дежурными фразами не получится – ведь ей действительно не все равно, как я себя чувствую. И тогда выдаю единственный социально одобряемый вариант недовольства материнством:

– Я просто чертовски устала.

– Еще бы тебе не устать! – Джесс улыбается с явным облегчением; и моя совесть чиста.

– Он практически не спит – я имею в виду ночью, когда это особенно важно. Ты захватила «Амбьен»[43]?

– Э-э, нет, но…

– Шучу. Я бы не стала его принимать.

– А интернет? Может, там есть какие-нибудь дельные советы по налаживанию сна. Я бы не вылезала из «Гугла». Или его нельзя считать надежным источником?

– И да и нет. Информация очень противоречивая. Успокойте вашего малыша; пусть малыш успокаивается сам. Пеленайте; не пеленайте. Строго придерживайтесь режима; пусть ребенок засыпает, когда захочет. И мое любимое: попросите вашего партнера помочь с ночными кормлениями.

– Да уж. Одно расстройство. Жаль, что ночная няня не помогла.

– Почему? Очень даже помогла. Пару ночей назад опять приходила.

– Правда? Это хорошо.

– Ладно, поныла немного – и хватит. Во всем остальном, помимо сна, он идеальный ребенок. Мне крупно повезло.

– Тебе и в самом деле повезло. Ты только посмотри на него – просто ангелочек! А насчет «всего остального, помимо сна»… Как ты тут справляешься в одиночку?

– Нормально. Ты вон руководишь целой компанией в сто человек! По сравнению с этим забота о младенце – плевое дело. Даже если не ты управляешь им, а он тобой.

– Материнство тоже большая ответственность, хотя и совсем другого рода. Чем тебе помочь, пока я здесь? Мне бы хотелось немного тебя разгрузить.

Я снова передаю ей Эша, беру чайник и несу его к раковине в двух шагах. Поворачиваю кран и чайник постепенно тяжелеет. Сколько раз в день я повторяю этот нехитрый ритуал – наполняю водой до отметки, включаю, жду, когда закипит? Восемь? Десять? Я моргаю, прогоняя слезы.

– Просто сиди с ним на диване, пока я готовлю чай, – говорю я максимально беззаботным голосом.

– Наверное, тяжело, когда не с кем даже поговорить. Конечно, у тебя есть Эш, но он ведь не заменит взрослых собеседников.

– Если честно, Джесс, я сейчас вряд ли способна поддерживать «взрослую» беседу. Так что извини заранее…

– Глупости! Твои способности никуда не делись. Только давай договоримся: пока я здесь, рассказывай мне обо всем, что тебя волнует. Не держи в себе, ладно?

– Ладно.

Неужели она знает? Или по мне сразу видно, какая я ужасная мать? Не осудила бы меня Джесс, расскажи я всю правду?

Она садится за стол и поворачивается ко мне:

– О, я вижу, ты уже поставила стульчик для кормления?

«Я хотела прислать что-нибудь такое, что ты, возможно, не купила бы сама, – сказала она, когда я позвонила, чтобы поблагодарить за подарок. – Вот и решила выбрать стульчик для кормления – знала, что он в любом случае понадобится. Только не абы какой, а красивый и надежный, чтобы не сломался в первые же дни. А потом еще вспомнила о наших совместных ужинах…»

Я так и не поняла, какая связь между плюющимся едой младенцем и двумя взрослыми женщинами, чинно ужинающими в манхэттенском ресторане, но на всякий случай согласно промычала в трубку. Я догадывалась, что она пытается сохранить свое присутствие в моей нынешней жизни, сплетая наше прошлое и будущее, словно венок из маргариток.

Стульчик оказался ярко-красным, как предостережение. Сомневаться в его надежности не приходилось. Он был сделан из добротной норвежской березы, а когда я вскрыла гигантскую коробку, оттуда выскользнула сложенная гармошкой брошюра с фотографиями детей, сидящих на вершине зигзагообразной конструкции: младенцы, трехлетки, ученики младших классов, бренчащие на гитаре длинноволосые подростки. Наглядная демонстрация долговечности. А рядом философское напоминание: «Этот малыш в люльке никуда не делся. Он навсегда останется в вашей жизни».

Не знаю, каким чудом я ухитрилась его собрать в перерывах между кормлениями, срыгиваниями, переодеваниями и проклятиями (интересно, а сама Джесс хотя бы раз собирала корпусную мебель?), но это было единственное, что я успела сделать к ее приезду. Хотя пройдет еще несколько месяцев, прежде чем Эш сможет сидеть на этом стульчике, заляпывая его морковным пюре и пролитым молоком.

Подарок Джесс торчал из-под стола, то и дело отбивая мне пальцы ног и выхватывая лямки сумок; он выделялся на фоне приглушенных тонов интерьера оскорбительно-ярким пятном. Казалось, обитый розовым велюром диван, концертная афиша над столом, видавшая виды настольная лампа от Миры («С двадцатипятилетием, свет моей жизни!») возмущенно шепчут: «У нас есть история! А ты что здесь делаешь?»

В полдень мы отправляемся на обед к Ребекке. Садимся в черный кеб и закрепляем автолюльку Эша ремнем безопасности на заднем сиденье между нами; его глазенки бегают туда-сюда, как стрелка метронома. Джесс смотрит в окно. Лондон изменился до неузнаваемости: она уехала в двадцать пять и с тех пор здесь почти не бывала. Затем она выуживает из сумки телефон и проверяет почту, хотя сегодня воскресенье, а в Нью-Йорке еще раннее утро.

– Как твоя работа? – спрашиваю я.

– Неплохо. Меня даже повысили.

– Куда уж выше? Я думала, ты и так там самая главная.

– Не совсем. Раньше я была управляющим директором, а сейчас стала генеральным.

– Круто! Поздравляю, Джесс!

– Спасибо. На самом деле разницы особой нет, но все равно приятно, когда тебя ценят. Я была уверена, после ухода Дэмиана совет директоров назначит кого-нибудь другого. Помоложе. Знаешь, в моем возрасте не так-то просто удерживать позиции.

– Ты молодец!

Я думаю о своей поставленной на паузу карьере. Считаю месяцы до выхода на работу – один, два, три, три с половиной… А потом, видимо, проваливаюсь в сон, так как Джесс приходится будить меня, когда мы приезжаем.

В гостях у Ребекки я всегда испытываю смешанные чувства – нечто среднее между завистью и презрением.