Некоронованные - Дмитрий Георгиевич Драгилев

«Камасутре», которую Бекс частенько перечитывала. Суть в битве над вопросом, кто из нас любит природу больше. До хрипоты убеждал я Ребекку, что, несмотря на все вздохи и ахи по поводу защиты климата, лозунг «Назад к парусникам» никаких шансов не имеет. Однако время было счастливым. За всякую всячину можно благодарить Бекс. Над окнами ласточки вили гнезда, солнце светило чаще обычного, пуще прежнего. Хотя в последнем факте нам обоим мерещился парниковый эффект. Но именно подруге нужно сказать спасибо, что я пристрастился, как пластилиновый дворник, к дневным прогулкам по сельской местности, то и дело выезжая в ближайшие орешники или просто за город, к вечерним программам местного радио, к радиоспектаклям Deutschlandfunk’a[55], стал восприимчив к пиццикато джинглов этого немецкого «Маяка». Научился признавать и даже ценить столичные районы, которых бежал или не ведал прежде. Кварталы улиц Бергмана и Боксхагенер, молодежные котлы и углы, богемные, неформальные, спорный Кройцберг на границе с Нойкельном. Ботанические пространства Вульхайде и Груневальда, шлюз Кляйнмахнов, давший инженерам Панамского канала устойчивый образец.

Часто затаскивала она меня в театры световых игр. Так на старый лад здесь называют площадки для любителей важнейшего из искусств. Это были три типа киношек. Во-первых, клубные. Маленькие, «домотканые». С лабиринтами узких коридорчиков и разнобоем кресел, потертых, будто найденных на свалке. Во-вторых, летние, под открытым небом. Со скамейками, временно расставленными по лужайке парка или во дворе исторического лазарета, давно превратившегося в модный арт-дом. Наконец, культовые залы и павильоны, те, что достались раздувшемуся Берлину в наследство от ГДР. Походы в кино осуществлялись настойчиво и регулярно, возражения не принимались. Перед сеансом – обязательные кофе или лимонад, но чаще пиво. Кстати, «свое кафе» мы так и не нашли. То ли берлинская пестрота не позволила, то ли плохо искали. Любили заглянуть в Кёпеник, в два тамошних заведения – кондитерскую и экстремальную пивную, варящую на нескольких квадратных метрах феерические сорта. К азиатским кулинарам наведывались, местную кухню вкушали реже. Отведать угощений от «грубого Готтлиба», где разведчик Макс Отто фон Исаев встречался с пастором Шлагом, так и не довелось. Штирлицевская харчевня не принадлежит к числу тех, куда зайдешь мимоходом. Да и самого Готтлиба будешь искать долго. Пока не вычислишь по флангам, руководствуясь заветами Жванецкого – ага, здание суда слева и сзади, справа и спереди – старинный погост. И поймешь, почему легендарная таверна в реальной жизни имеет другую вывеску.

У каждого, как поется, свой резон. А сам человек принадлежит к разряду (или отряду) мгновений. Ребекка предпочитала дальние маршруты и цели. Отчего бы не посетить, скажем, поморско-балтийский город с почти русским названием: Вольгаст, он же Волегощ? Остановиться в отельчике напротив Петровской кирхи. Здесь когда-то находился храм Яровита – древнеславянского Марса, бога плодородия и войны. Заглянуть на поезде или пешком в курортные и околокурортные Зауцин, Лютов, Мёльшов, Зинновиц, Козеров. Поморяне обретались в этих краях аж до XVII столетия. Куда только делись, замаскировались, ассимилировались? А могли бы стать первыми беженцами. Эмигрировать в какую-нибудь Гиперборею. Посуху или вплавь. Нынче проще намного. Железнодорожный мост через пролив Пенештром во время Второй мировой разрушили, но легко переправишься по новому разводному на тот берег. Чтобы оказаться среди камышовых крыш да фахверков балтийского побережья и посмотреть на коров, вполне способных дать фору швейцарским. Или на озеро, тоже именуемое Вольгаст. Не забудем про Мюриц – места, где, наверное, жили славяне-бодричи. Те же самые поморяне. Неужто это их обычай – покрывать дома папахами из камыша? Конечно, если есть тростник, ни к чему ни осиновый лемех, ни красная черепица.

Число озер будоражит воображение даже в пределах Берлина. И едва ли не каждое связано с событиями историческими. Акватории Мюггель в черте города и Шермютцель в природном парке напомнят о Брехте, об Эрнсте Буше и нашем Алексее Максимыче, Ваннзее – о Клейсте. Брехт, правда, кино снимал и жил на берегу, а Клейст отметился суицидом. До Демерица можно через лес на старом дребезжащем трамвайчике. К Кремменскому удобнее на машине. Вандлиц известен поселком бывшего местного политбюро. В мистическом Фаулер-зее не поплаваешь. Туда надо пресловутых Питера Джонсона и Бениоффа зазывать, благодать для фэнтези и ужастиков. Не забудем про затопленные карьеры, они интереснее нетопленых квартир. На месте угледобычи в лужицко-сербских краях. Путешествия на Вересковом экспрессе (всамделишном, Б-г весть кем и когда придуманное название) раскрывали все новые и новые подробности Подберлинья. Хотя друзья, Кислицын и Панталыкин, часто балагурили на эту тему. Да и заглядывал я к ним туда. В Вердер, в Дункельвальде.

Наверное, не грех проговориться, в какой берлоге навещал я Бекс. Она и ее собачка обитали в условиях почти походных. Ничего не могу сказать о четверолапой, но Ребекку вполне устраивали комната в коммуналке и уклад так называемых жилищных сообществ, популярных прежде всего среди вечных студентов. Наша университетская пора к тому моменту уже закончилась, однако известно, что углы столбятся и делятся желающими любого возраста добровольно: экономии ради. Политическое положение и отсылки к Чернышевскому ни при чем. Понятное дело, что в складчину снимать жилье дешевле, раз уж подавляющее число горожан – арендаторы, а не владельцы квартир, вне зависимости от дохода. Неоднократно предлагал я ей переехать ко мне. Убеждал, уговаривал. Увы, схема, принуждавшая нас наносить визиты друг другу, Бекс нравилась больше. Сказывались разница в привычках, устоявшийся собственный модус каждого. Полностью перенимать мой или навязывать свой она не решалась. Благоразумно осторожничала. Ведь конфликты чаще всего возникают на бытовой почве. И все же трений мы не избежали: как ни убеждала себя Ребекка, ни поддавалась, как ни упражнялась по части аутотренинга, суггестии, дзена и прочего гипноза, мое домоводство ей было не по нутру – ни качество уборки, ни инвентарные предпочтения.

Как говорится, чья бы корова… Если рассматривать обстановку Бекс, самое солидное и дорогое впечатление производила кровать, купленная, как ни странно, в «Икее». Распиаренная скандинавская мебель пользуется неоспоримым авторитетом у многих немцев, и Ребекка страшно злилась, когда слышала критику. Например, суждения о том, что шведы дурачат планету, переняв и развивая старые технологии времянок и сараев, а также внедряя принцип спичечных коробков. Впрочем, ажурной белой кроватью Скандинавия подруги исчерпывалась. Квадратные метры, остававшиеся свободными в полости просторной комнаты, были отданы дивану, заурядному письменному столу и книжной полке. Факт наличия гарнитура из нескольких корзин, тумбочек и постеров опускаем.

Кстати, о сараях. Отопление в Ребеккиной коммуналке, по счастью, было центральным – сервис, сам собой отнюдь не разумеющийся. У кого-то увидишь маленькие печки, охочие до того