Некоронованные - Дмитрий Георгиевич Драгилев

могут, не запрещено. А в обнимку с женщиной – ни в коем случае. Вот они и рвутся в Европу. Чтобы приступить к усиленному детопроизводству по прибытии. Ведь в Дойчланде материальный вопрос не так остр, собес поможет опять же. Да и европейских женщин вновь прибывшие за шлюх держат.

Но верить ли словам Рябчикова и болтовне тех, кого он слушал? Не лапша ли это? Или испорченный телефон? Насколько я знаю, старые курдские обычаи предусматривали обручение уже в люльке. Потом в дело вступал калым. Неужто нынешние курды-бойцы иракской Пешмерги испытывают страх перед курдянками сирийского ополчения и матриархатом деревни Джинвар? И вообще европейская проблема не в курдах, если я правильно ситуацию понимаю.

Мне приснился сон, в котором Радий дискутировал с Ребеккой. Странный сон. Он и она на пляже. На Мюггельзее. Общаются по-русски. А я будто наблюдаю за ними. Издали, но все слышу.

– Лучше бы тебя в детстве назвали Рут, – гундосит сумрачно Рябчиков.

– Почему? Ребекка – это же Ривка? Прабабку Паши, кажется, Ривкой звали. Дутцев сам рассказывал. – В голосе подруги заметна игривость. Или мне только мерещится.

– Верно, – отвечает Рябой. – Однако имя Ребекка переводится как ловушка и западня. А Рут – подруга. Лично мне известны как минимум три: Рут Фишер, Рут Вернер и Рут Рознер.

– И все твои? – Бекс улыбается.

– Нет, конечно.

– И что же ты знаешь?

– Многое. Вот моя картотека. – Рябчиков с готовностью ныряет в любимое амплуа, повествуя, как перовский охотник и врач, всем телом. – Фишер Рут, она же Эйслер, она же Эльфрида Фридлендер. Она же Гольке, она же Босхардт, она же Плюшо. Троцкистка и ренегатка, имела двух братьев – старшего звали Ганс, он стал известным композитором, и младшего, который превратился в шефа радио ГДР. Младшего брата, кстати, когда жила в Штатах, Эльфрида топила на судилищах маккартистских, прежде чем тот стал главным радионянем Восточного Берлина.

– Кем? Radio Meme?

– Почти… Супервайзером.

– И что значит «топила»? Она что – Герасим?

– Ну, напакостить хотела. Навредить. Гражданская жена Маслова, конкурентка Тэдди, как у вас выражаются. Которая, по словам Молотова, должна была читать газету на похоронах Мануильского, а стала американской шпионкой.

– Последнюю твою фразу я вообще не поняла, – медленно произносит Ребекка, как на шпильках покачиваясь на немецком акценте.

– Кстати, почему Тельман – Тэдди? – Рябой игнорирует замечание.

– Так наши юные пионеры называли пролетарского лидера.

– А а, ну ладно. Перейдем к следующему досье. Рут Вернер, она же Соня, она же Урсула в трех комбинациях – Кучински, Гамбургер и Шульц. Могла бы считаться Кэт. Настоящая радистка, не вымышленная. Дочь у Рут – от советского агента. Сын – главный шекспировед Германии. Героиня Красной капеллы. Ученица Рихарда Зорге, сотрудница Шандора Радо, помощница Клауса Фукса… – самозабвенно перечисляет Рябчиков, но в этот момент к нему приближаюсь я и с ходу, не здороваясь, гвозжу эрудита:

– Ты не объяснил, кто такие Маслов и Мануильский!

В реальной жизни Рябчиков видел Бекс лишь однажды. Ведь я прятал Ребекку от своего круга, на вечеринки не брал, почти ни с кем не знакомил. О чем сильно жалел потом. Общие друзья наверняка помогли бы, когда она попалась в стремена этому типу. Но друзей рядом не оказалось. А всадник-алтернуз решил махнуть не то на Кавказ, не то на Донбасс, отказавшись от сирийских планов. И мимоходом заглянул к ней – Бекс как раз была в командировке: служебный вояж по Южной России. Конюх приехал раньше меня…

Теперь можно только вздыхать о том, что было бы, если… Сделать свой каталог, назвав его «Невыполненное с Ребеккой». Собирались, к примеру, осмотреть земли бодричей, великосветскую охотничью заимку Фридрихсмоор, восхититься дубравой. Впрочем, успели побывать в разных других дворцах и природных парках. Виллы и барские усадебные дома здесь часто зовут дворцами. Собирали яблоки в Шванте, в Бисдорфе любовались картинами Отто Нагеля.

Ретроспекция – вещь заманчивая. Кружась и вальсируя в ней, легко себе что-нибудь вообразить. Я выводил бы для Бекс строки эпистол на тисненом пергаменте, который теоретически могли делать из продукции цильсдорфской пильной мельницы. Лесопилки на водной тяге. Писательница Брюнниг недаром в тех местах сорок лет проживала. Тамошний выгон коню Крабату знаком хорошо, какое-то время он пасся к северу от Берлина. Так что все сходится. Разумеется, Цильсдорф едва ли сравнится с верхнелужицкой Вульке-Жджары (она же Грос-Зерхен) – пенатами и угодьями настоящего Крабата, однако тоже край интересный. Лужицкие сербы известны своей горчицей. А в окрестностях лесистого Цильсдорфа, говорят, с допотопных времен горчицу выращивали.

Уж чего не делал, того не делал. Специи не культивировал и тисненой бумагой почему-то не пользовался. Однако как обойтись без писем. Шли они попросту, электронным маршрутом. Помню, обещал Ребекке, что времена, когда мы будем больше времени проводить вместе, вот-вот наступят. Сообщал про свою потребность в спокойном и толковом «каркасе», который помог бы избежать аутсайдерской вегетации в стороне, на обочине. Ведь «общество благоденствия» и «общество хорошего самочувствия» не всегда тождественны и не обязательно совпадают. Динамика обстоятельств требует от нас все чаще объемистых усилий и невсамделишных результатов, мы инвестируем время, которое на поверку оказывается потраченным впустую.

«Ты правильно ухватил существо вопроса, – отвечала она. – Главное – не выпасть из жизни. Хотя очень трудно обрести желаемый темпоритм в большом городе, отключиться от спешки, не попав при этом на запасный путь. Или в тупик. Общество тотальной конкуренции всегда напомнит тебе, если что-то идет не так. Берлин держит тебя крепко. Помнишь, недавно у тебя битый час ушел на то, чтобы выкарабкаться из столицы. А вообще, на мой взгляд, в твоей жизни слишком мало легкости! Причина? Выбор приоритетов. Ты перегружаешь разными делами весь свой день, не оставляя никаких шансов для отдохновения души, неотягощенного, беззаботного созерцания. Не бери с меня пример. В образцы не гожусь, сама слишком завалена мишурой и склонна быть Савраской. Зашоренная, как лошадь в упряжи. И Герлинда, и Крабат отнимают у меня уйму времени. Он в особенности. Вспомни, я же тебе говорила: то корм с плесенью, то выгон грязный, то перебои с сеном, вроде бы из-за климата. Сейчас пригласила остеопата к нему. Но даже десять лошадей не заставят меня вернуться к моей прежней студенческой жизни и постоянному напряжению тех лет. Лучше нынешняя нагрузка и страсть, чем стресс в геометрической прогрессии, который описанию не поддается. Хорошо, когда есть перед глазами конкретная цель, однако ты, Пауль, разбрасываешься. В тебе видна неуверенность, и я узнаю себя в ней. Только я решила свою проблему иначе, сосредоточилась на том, что