Человек, который любил детей - Кристина Стед

– Посуду моешь, – ухмыльнулась Оливия, глянув на Луи.

Девочка улыбнулась, краснея. Ее смущение доставило Оливии удовольствие.

– Посуду моешь, – повторила Оливия. – Я видела, как ты вешаешь полотенца.

– Да, мою, – подтвердила Луи.

– Трудишься по дому, – не унималась Оливия. Она бочком двигалась по улице в сторону заднего крыльца, заглядывая во двор поверх штакетника. Судя по ее смуглому худому лицу, она никогда не ела вдосталь. Луи пристально наблюдала за ней. – Мистер Мидденуэй сказал, что ты хуже всех в школе сдала экзамены, – рассмеялась Оливия.

– Откуда он знает?

– Он ходил в школу, чтобы выяснить, почему его дети не сдали экзамены, тогда и узнал.

Оливия пошла дальше по улице, направляясь в лавку Мидденуэев. Больше она не сказала ни слова, но постоянно оборачивалась и строила рожи. Луи смотрела ей вслед со страдальческим видом, словно Оливия тащила ее за собой, то и дело толкая на забор. Она была уверена, что Оливия будет судачить о ней и ее матери с Мидденуэями, которым они задолжали большую сумму, а Луи знала, что иметь большой долг – это покрыть себя дурной славой и бесчестьем. А еще был некий странный случай кражи, о котором не распространялись. Оливия покупала продукты в дешевой лавке мясника Мерчисона. Берчардты жили в конце квартала, но миссис Поллит о них слыхом не слыхивала.

Из окна комнаты Хенни выглянула Хейзел Мур, служанка из Монокаси.

– Тебя мама зовет, – крикнула она Луи.

– Иду, Хейзел.

Луи еще раз бросила взгляд вслед Оливии, которая уже исчезла из виду, и неохотно вошла в дом.

– Господи, как же я не хочу ехать и покупать детям обувь, – жаловалась Хенни Хейзел. – Они вечно шаркают, шоркают, пинают что-нибудь, сбивая носы. Никакой обуви на них не напасешься. Летом гоняют в футбол и катаются на роликах, зимой топают по лужам, так что кожа промокает и начинает гнить.

– Мама, какое платье мне надеть? – спросила с лестницы Луи.

– Не задавай глупых вопросов. Я не хочу, чтобы она ехала со мной в Вашингтон в том старье: она в нем похожа на мешок картошки. Скажи Хитрюшке (Эрнесту), чтобы начистил мои туфли. А-а, чтобы тебя… Опять шею обожгла. Где мой холодный крем? Я безобразно выгляжу, да? Как будто полукровка.

Хейзел, рослая старая дева с синюшной кожей, по вероисповеданию католичка, крикнула из спальни:

– Хитрюшка, Хитрюшка, начисти мамины туфли.

– Эрнест кормит животных, – доложила Эви.

Хейзел подошла к южной двери холла и позвала:

– Хитрюшка, Хитрюшка.

– Что? – отозвался Эрнест.

– Начисти мамины туфли, дорогой.

– Уно моменто. У Малыша Сэма змея уползла из клетки.

– Что-о?! Что ты сказал? – Засим последовал крик ужаса. – Хенни, твой мальчишка змею выпустил из клетки.

– Уно моменто, – успокаивающе крикнул Эрнест. – Главное – не терять голову и действовать хладнокровно. Ну-ка, змея, заползай обратно.

Малыш Сэм во время этого переполоха слова не произнес, но взял за голову холодную недовольную змею, которая принялась тотчас же медленно наматываться на его руку, и поднес ее к открытой дверце клетки. Змея нерешительно выпустила раздвоенный язык, помедлила и стала заползать в клетку, неторопливо скользя по сухой траве. Хенни тем временем снова обожглась, под ухом, причем безобразный ожог краснел на самом видном месте, которое волосы не закрывали. Ну как с таким ходить? Дверца на клетке опустилась. Змея снова была в отведенном для нее доме, грелась на солнышке в 11 часов утра, зачем-то бодрствуя в холодный день.

– Давай скорей! – крикнула Хенни.

– Да, мам, иду, – отозвался Эрнест, внезапно появляясь на круто уходящем вниз газоне, который был покрыт жесткой травой и сорняками, что выросли там за лето. Запыхавшийся, но возбужденный и удивительно покладистый, он подбежал к задней веранде.

– Ох, озорник! – вскричала Хейзел. – Змею выпустил. Это ж надо!

– Я чистил клетку, – объяснил Эрнест. – Мне папа поручил. Я же не знал, что мамуля уже уходит. Сейчас все сделаю.

– Эй, Эрни! – окликнула брата Луи, высунувшись из южного окна второго этажа. – Хитрюшка! Эрнесто!

– Чего тебе? – спросил Эрнест, задрав голову.

– Как там опоссум?

– Вредина. Зашипел на меня.

– Какие-нибудь из змей уже заснули?

– Конечно. Одна. И еще одна дремлет. Да они уже все вялые и сонные! – с ликованием в голосе сообщил Эрни. Он кинулся в кухню и снова принялся начищать туфли. Луи поплелась в комнату отца, которую она теперь занимала, и продолжала одеваться со скоростью улитки, размышляя о вредном характере опоссума и змеиной зимней спячке. На опущенной крышке секретера, служившей ее отцу столом, лежала книга о партеногенезе – чудесная увлекательная книга о начале начал, как казалось Луи, окно в природу Бытия с его удивительными тайнами. Расправив невидимые стеклянные крылья, широкие, как мир, она бродила по живописным лабиринтам метафизики, превращаясь в красавицу и избранницу судьбы. Разумеется, погружение в мечты замедляло процесс одевания, и Хенни, напудренная, завитая, с уложенными волосами, надела шляпку до того, как Луи застегнула платье на спине.

– Луи, Луи!

Девочка надела соломенную шляпу и пошла вниз. Башмаки у нее были старенькие и стоптанные, но нынешний день был счастливым, ибо они собирались купить ей новые туфли. Хенни и Хейзел стояли в холле, обмениваясь колкостями: последние дни они постоянно ссорились. Хейзел была на двенадцать лет старше Хенни и с ней не особо церемонилась: строгая, здравомыслящая и набожная, она без всякого стеснения отчитывала ее за расточительность. Да и лавочник мистер Мидденуэй отпускал едкие замечания по поводу долгов Поллитов, которых Хейзел наслушалась в минувшее воскресенье, когда посещала церковную службу. Надвигалось очередное воскресенье, и она хотела, чтобы счета к тому времени были оплачены.

– Моя обязанность – заботиться о тебе и детях, – сказала Хейзел, стоя с чопорным видом.

– Отстань, – огрызнулась Хенни и насмешливо обратилась к Луи: – А побыстрее нельзя шевелить толстыми ляжками? Эта бочка сала сводит меня с ума. Поди, опять мечтала над какой-нибудь книгой?

Спускаясь по лестнице, Луи думала об Оливии Берчардт. Интересно, та все еще бегает по улицам, выполняя родительские поручения? Если бегает, тогда, возможно, она ее увидит. Луи стремглав бросилась вниз по лестнице и последние три ступеньки пролетела кувырком, расквасив нос. Плача, она неуклюже поднялась с пола.

– Ну вот, теперь она вся в синяках, – вздохнула Хенни. – Мне стыдно появляться с ней на людях. Все подумают, что я ее луплю, ведь я же ей мачеха. – Она тряхнула головой и сказала, обращаясь к Хейзел: – Я сама сделаю заказ мистеру Хэнкину и расплачусь с ним. А также на обратном пути расплачусь с Мидденуэем. И хватит уже об этом, пожалуйста. Сколько можно ныть?

– На твоем месте я бы не была так