Черное ожерелье - Шерхан Муртазаев

— Работенка не тяжелая. Будет тебе одно поручение, от которого и зависит твоя дальнейшая судьба. Выполнишь — будешь и сыт, и пьян, и нос в табаке. А не сможешь — не обессудь. Кроме неприятностей, ничего обещать не могу. Твое право отказаться, пока не поздно. Когда скажу, то уж на попятную не пойдешь, понял? Ну, решай сам. Выбор твой.

— Ладно уж, говори! — вяло согласился Адиль. — Нечего пугать. Сам кого хочешь напугаю. — И взгляд остекленевших глаз устремился куда-то сквозь Ахрапова…

* * *

После того как дело стало выясняться, присутствующие оживились. Наконец председатель бюро сказал:

— Товарищей, прибывших из Нартаса и Карасая, просим на время выйти.

Заскрипели стулья, люди поднимались и шли к двери. Первым, страдая от одышки, вышел Оника. Нариман с Жарасом одновременно подошли к двери. Нариман посторонился, пропуская Хамзина вперед, но тот смешался, согнулся и пробормотал:

— Нет-нет, проходите вы.

Голос Жараса дрожал.

В приемной Оника сразу закурил. Он поймал проходившего мимо Наримана за рукав и повернул лицом к себе.

— Ну, а это как будет считаться?

— А что сказать? Старая болезнь и очень неприятная, Константин Александрович.

— Нет, русские об этом говорят так: «Пригрел змею за пазухой». Понял? Вот!

Нариман попытался перевести поговорку на казахский язык. «Не говори — нет врага. Он под горой. Не говори — волка нет. Он под шапкой». Нет, не подходит. Не совсем, во всяком случае. «Враг животных в стороне, враг человека — внутри». Не то, не то…

— Простите, если я помешал вашей беседе. — Жарас смотрел поочередно на них обоих жалкими, затравленными глазами. — Константин Александрович, если можно, я бы хотел сказать вам несколько слов наедине.

Нариман хотел отойти, но остановился, повинуясь знаку Оники.

— Нет, любезный, мне с вами не о чем говорить! Простите!

Онику согнул сильнейший приступ кашля. В такт кашлю кивал головой Жарас, словно надеясь, что после этого Оника сменит гнев на милость. Вытерев рот платком, директор ткнул пальцем в нарядный галстук Жараса.

— Блестит, — сказал он.

Жарас с готовностью улыбнулся. Он был встревожен и не понимал, что хотел сказать этим Оника. Странно повел себя директор. Удивился выходке взрослого и мудрого человека и Нариман. Лицо Оники внезапно застыло, и в глазах появился лед. Он перевел палец с галстука Жараса на его грудь:

— А здесь?!

Он так гневно крикнул, что люди стали оборачиваться на них. В обкоме не часто услышишь такой крик. Встревоженно застрекотала секретарша:

— Товарищи, сохраняйте тишину. Идет бюро.

В это время раздался звонок. Секретарша исчезла в дверях и тут же вышла.

— Товарищи, заходите!

Алмас Зангаров встал, не спеша обвел взглядом всех присутствующих. Потом послышался его глуховатый, низкий голос:

— Бюро вынесло решение: главного инженера Карасанского горно-рудного комбината Жараса Хамзина с работы снять, из рядов партии исключить. Временно исполняющего обязанности главного инженера рудника Нартас Ахрапова Аманкула с работы снять, из партии исключить. Дела обоих передать в суд. Прежнего главного инженера рудника Нартас товарища Данаева Наримана оставить в рядах партии коммунистов. По рекомендации руководства комбината утвердить его назначение на должность главного инженера Карасайского горно-рудного комбината. Товарищ Нариман, подойди и возьми свой партийный билет…

Из горла Наримана вырвался звук, похожий на рыдание. Он невольно закрыл руками лицо.

* * *

Он успел на автобус, идущий в Нартас. Вся его жизнь в последний год была полна страхом опоздать на этот автобус, и ни разу он не опоздал. Зато в салоне он чувствовал себя так, словно свершилась большая мечта. Раскаяние, сожаления, грусть, беды остались позади.

Устроившись в кресле, Нариман закрыл глаза. Ему ни о чем не хотелось сейчас думать. Но от дум не убежишь. Никогда. Стоят они перед глазами — Жарас, Аманкул, Бурабаев, Оника, горячо защищавший его, молодой инженер Женя Антонов, который теперь будет работать на месте Наримана, Алмас Зангаров…

Наконец езда его убаюкала. Голова Наримана свесилась набок. Он повернулся поудобней, сунул нос в воротник черного тулупа и ухнул. В горах идет охота на архаров. Он сидит под деревом на утреннем холоде и мерзнет. Рядом лежит ружье. Из мавзолея Домалак-апы выскочил архар и побежал к нему.

Нариман схватился за ружье.

— Дяденька, не стреляй! Не стреляй! — кричит ребенок.

Он пригляделся внимательно и увидел, что верхом на архаре сидит Булат Хамзин, спасенный им малыш.

— Агатай! Я вас ищу везде. Не стреляйте! — крикнул мальчик, не слезая с архара. — Вы не бойтесь. И не сердитесь. Я все знаю. Мой папа и дядя Аманкул хотели вас уничтожить. Я это подслушал, дядя! Они обманули дядю по имени Адиль, дали ему водки, денег и погрузили в машины вместо аммонита аммонал. Эту взрывчатку и доставили в карьер. А вы же знаете, что аммонал в три раза мощнее аммонита. Вот почему взрыв оказался гораздо сильнее, чем вы рассчитали. А теперь папа велел дяде Аманкулу убрать с дороги Адиля. Папа сказал: «Пьяница проболтается и погубит нас. Он единственный свидетель. Если его уничтожить, то под нас никто не подкопается». Ах, дядя! Они убьют этого Адиля. Если вы не поторопитесь, то они убьют его! Дядя-а-а!

От пронзительного голоса мальчика Нариман встрепенулся, открыл глаза и посмотрел вокруг. Автобус мчится. Пассажиры дремлют. В свете желтых фар летит из-под колес дорога. За окнами непроглядная ночь. Нариман облегченно вздохнул. Сон, всего только сон, кончились кошмары наяву. Впереди — жизнь. Он же только начинает жить! «Завтра поедем с Марзией в Сунге». От этой мысли на душе стало радостно. Потом они поедут к маме…

* * *

Солнце зашло, но густые закатные краски горели в полнеба тяжелым огнем, выцветая медленно и сонно. Неясная тревога охватила Марзию к концу рабочего дня, и она вдруг заспешила домой. «Уж не приехал ли из города Нариман? Чем кончилось его дело?» — бились в голове мысли, словно разгоряченные кокпаром[26] кони.

Но Наримана еще не было. Дверь на замке. Марзия открыла входную дверь и задержалась в сенях. Ей вдруг показалось, что в комнате кто-то глухо разговаривает и смеется. От ужаса холодная волна прокатилась по сердцу. С трудом удержавшись от крика, Марзия снова прислушалась. Внутри явно заговорили, загремела посуда. Раздался жуткий смех.

Что это?! Господи, да что же это?! Кошмар! Ведь на двери висит замок! Их там по крайней мере двое.

Марзия не очень-то верила во всякую чертовщину, в шайтанов, в домовых, в леших и водяных, как не верила, впрочем, и в ангелов, но здесь какая-то