Городошники - Татьяна Нелюбина

– Чудная у вас Даша, какой ты счастливый!

– Любишь ты, Любочка, громкие слова.

– Да?

– Да.

Из кухни раздались радостные вопли. Дашку они привлекли, и она заспешила туда.

Я ничего не мог с собой поделать, руки потянулись к Любочке, схватили ее, сжали.

– Пусти.

– Нет, нет, нет.

– Пусти, Дашка…

– …была бы наша дочь, и сын – наш, тогда бы мы не наверное, а точно были счастливыми.

– Прохор, я хочу тебе сказать…

– Скажи! Только скажи, все брошу, все!

Она, откинувшись, смотрела снизу вверх, такая маленькая, беззащитная. Ну почему Иванов, почему? Почему Славка, а не я?

– Мне неприятно, пусти.

– Нет! Ты хочешь того же, что и я!

– Я хочу, чтобы ты меня отпустил.

– И я того же хочу! Отпусти ты меня, отпусти!

Прибежала Дашка с блином, пап-п-п, ям-ям!

– Коляску мы возьмем у одной знакомой, правда, не такую роскошную…

– Какую коляску?!

– Для твоего сына, черт подери.

И я опять поразился этой перемене, которая всегда так притягивала меня. Смотришь на нее, думаешь: маленькая, беззащитная крошечка… так бы и зацеловал ее всю. А она повернется, взглянет… ты и пропал. Говорит, как взрослая, опытная женщина. Это меня сводило с ума и сводит, сводит!

– Да, коляска, сын, дочь, жена, пеленки, пеленки… Жена ждет вечера, чтобы выспаться, я – чтобы поговорить. Ест, спит, дышит – и хорошо, и больше ничего.

– Прохор.

– Со стороны, конечно, всегда все так понятно. И на словах получается – да, я эгоист. Но я и стираю, и хожу в молочную кухню, и эти чертовы яблоки тру, встаю ночью и… мало мне?

– Тебе!

– Да мне! Ведь есть еще и моя жизнь?

– Па-п! Ям-ям!

Я поднимаю Дашку. Она хохочет, целует меня прохладными губешками, кормит блином.

Куда я без нее?

Прохор отскочил от кроватки, когда я вошла. Я скрыла улыбку. Какие мужчины смешные, почему надо стесняться своих чувств, почему они тайком вглядываются в личико своего сына, как будто это какая-то непростительная слабость. Как будто я не замечаю, как он стоит над кроваткой и улыбается нашему Васильку. Но ревнивое чувство все-таки появилось, он не носился так с Дашей.

Он не улыбался так мне.

Все это пустяки, правда, сыночка? Иди ко мне, мама тебя покормит.

Даша тоже просится на руки. Перестань капризничать, как некрасиво. Василек хмурит бровки, смотри, даже братику не нравится, как ты себя ведешь. Даша хнычет. Василек перестает сосать, морщится, плачет. Вот посмотри, что ты наделала! Даша требует Василька к себе, вытирает ему носик, глазки, баюкает: тихо, тихо, не плакакай! некасиво!

Я подняла голову, чтобы переглянуться с мужем, и поймала его взгляд, только нашла в нем другое, торопливо поправила волосы, кофточку, полную грудь… недолго осталось. Мне тоже трудно терпеть.

– Я побежал. Сегодня просмотр. Не скучайте без меня!

– Не задерживайся очень. Насчет пояснительной записки не беспокойся, я странички три-четыре в день пишу, так что успеем.

– У тебя и так нет времени.

– Когда сыночка спит… Ты не волнуйся, мы вытянем твой диплом. Дети не помешают.

– Кому дети могут помешать? Ладно, я побежал.

У него просмотр. Я-то должна это понимать. У мужчины всегда дело впереди, а потом уж семья.

А я? Разве не я – главнее всего для него?

Кофточка старенькая. И причесаться не успеваю, и платья мои красивые на меня не налезают… Но все будет… Подрастут малыши, и я опять сумею собой заняться. Сумею понравиться мужу.

А разве я не нравлюсь ему сейчас? И в который уж раз вспоминаю свою соседку по палате Тоню и ее Мишу.

Но долой грустные мысли, тогда в молоко попадет желчь, и Василек опять будет плакать. Он такой беспокойный. Даша, помню, спала целыми днями, покормишь – и забот не знаешь.

Кофточка страшненькая.

Нечего, нечего тут ко всему придираться, не так посмотрел, не поцеловал на прощание, вот диплом защитим, вот сынок подрастет, Василек маленький, да, малыш?

Даша тут же взбирается на кровать, вытягивается, изображая из себя маленькую девочку, заталкивает в рот палец и сосет.

Эта игра мне на руку, хоть несколько минут посидеть спокойно. Пеленок накопилось… муж хотел постирать, я не дала. И тарелки нужно помыть. И ковер лежит в коридоре. Сколько он там лежит? Неделю? В конце концов придется самой похлопать.

Со стола свисают Дашины колготки. Никогда ничего не уберет на место. И опять дырки. Заштопаю. Свяжу носочки. Вязание меня успокаивает.

А в аудитории сейчас весело. Все что-то там копошатся, возятся… Козлы поставили. Каждый сидит в своем закутке, а встречаются у общего стола – чаю попить. На столе рулоны стоят. Поднимешь один, там – бутылка шампанского. По случаю удачного просмотра. И – без случая. Высоцкого крутят. А я диплом буду делать с чужой группой…

Через три часа покормила Василька, потом Дашу, поклевала сама, уложила их спать.

До следующего кормления еще три часа. Есть время, чтобы подумать, помочь Прохору. Я буду красиво переписывать его пояснительную записку. Красиво перечерчу схемы. Хоть как-то, но помогу.

Пусть в аудитории весело, но дома – хорошо и уютно. Стенка, диван-кровать, стол. Справа – кроватка, манеж, где теперь Даша спит, и маленький телевизор. У окна – письменный стол мужа, его святая святых, мне позволяется только пыль с него вытирать. Ящички заперты, как будто бы там есть что-то такое, чего я не знаю.

Я с удовольствием устраиваюсь за его столом. Передвигаю папки, книги, листаю журналы.

Что-что, а схемы чертить я умею. Зелененькие газончики, красненькие аллейки, площадки разного цвета. Как там у него? Площадки для обеденного отдыха пусть будут синенькими. Прицеховые площадки – желтенькими. А что сделать с заводской площадью, если неизвестно, как все там должно быть?

Я порылась в его блокнотах. «Что зимой? Малые формы? Центр? Заводоуправление, проходные, столовая, конференц-зал, вычислительный центр».

Есть над чем поразмыслить.

Даша захныкала. Спи, Дашенька, мама занята, мама играет в кубики.

Нет, садится, встает, топчется в манеже, смотрит, чем это мамочка занимается? А мамочка играет в кубики, строит заводоуправление, вычислительный центр, столовую. Даша смеется, когда вычислительный центр падает, ах, какая неловкая, какая смешная мамочка, все еще не наигралась в кубики.

Даша сидит в манеже, я кормлю Василька, смотрю на свой «центр». Теплица меня особенно умиляет: кругом снег, цемент, а в теплице – гигантские огурцы, буйные помидоры и разноцветные тыквы. Чем не украшение для заводской площади? Зачем ее прятать за живой изгородью?

Рядом с ней