Городошники - Татьяна Нелюбина

– проходные. В приятном зале. Диваны синенькие, автоматы голубенькие, тетенька продуктами торгует. Душевые. Вышел человек из цеха, душ принял, купил, что надо для ужина, – жене радость. А женщина – к парикмахеру, и маникюр здесь же сделает – мужу радость.

Даша все-таки сообразила: собрала подушку и одеяльце в одну кучку, залезла на нее, перекинула ножку через перильца, повисела так, поразмышляла. Снова опустилась на кучку, перебросила подушку на пол, вместо нее подложила мишку и свою кошмарную Катю, влезла на них и, взобравшись на перильца, плюхнулась на подушку. Полежала, поразмышляла и побежала к моему «центру», радостно вереща.

Тут и пришел наш папа. Я ему рассказываю, какая Даша сообразительная, он хмурится.

– Ах, оставь. Мне сейчас не до этого… Зачем ты рылась в моем столе?

– Я там работала.

– Что ты искала?!

– Твои тайны.

– Я тебе сколько говорил, чтобы не трогала мои вещи! Ну хоть что-нибудь здесь может принадлежать только мне?

– Здесь все тебе принадлежит: жена, дочь, сын.

– Я же в твоих вещах не копаюсь!

– Пожалуйста! Копайся! Мне скрывать нечего!

– Да неужели?!

– Ладно, успокойся. Что, просмотр неудачно прошел?

– С чего ты взяла, что неудачно? Почему ты меня всегда подкалываешь?

– И не думала.

– А схемы мои почему здесь валяются?

– Я кое-что делала с ними.

– Кое-что! Именно, кое-что!

– И вычертила кое-что, и кое-что придумала! С твоим центром!

– С моим центром я уж и сам как-нибудь справлюсь!

– Я только хотела помочь!

– Как-нибудь обойдусь без твоей помощи!

– Да? Да?!

Я задохнулась. Но когда голос опять появился, я начала кричать, я свалила все в одну кучу, что могла, и не могла остановиться, пусть, пусть уходит! Пусть все пропадает, мне все равно!

Ну, что же ты стоишь?! Уходи! Раз я такая… Уходи! Что стоишь?! Что смотришь? Давно не видел?

Так смотри!

Не узнаешь?

А это я! Я!

И мне все равно, все равно, все равно!

– Все равно?

– Да! Да! Да! Удивлен?! А ты думаешь, я тут сижу, круглая дура, ничего не вижу, не чувствую? А я тебя изучаю, какой ты!

– И какой я?

– А, это тебя волнует! Я скажу тебе, какой ты! Ты – эгоист! Тебе никто не нужен! И мнишь о себе!.. А надежность, щедрость, это тебе знакомо? Нет! И если этого нет, нет и человеческих отношений!

Я торжествовала! Я плакала. Я наслаждалась… своей победой над этим мужем, который замучил меня, который мнит, что он впереди, всегда впереди, умнее, выше меня! Который живет чем-то таким, что позволяет ему чувствовать свое превосходство над остальными, надо мной! У него все просто! Нет у него взлетов и падений, нет неуверенности! Ах, его внутренняя цельность! Ах, его внешняя целеустремленность! Ах, умение работать! Выяснить, докопаться, найти сложные взаимосвязи, следствие и причину!

Вот и ищи их теперь во мне!

Если ни в чем другом найти не можешь!

А почему?! Потому что не головой берешь! Золотой задницей!

Этого я уже не хотела говорить. Я не хотела бить по самолюбию. Я по себе знала, как это больно. Как после этого теряешь веру в себя, в свои силы.

Зареванная Даша схватила свой горшочек, побежала выливать его, запнулась, упала…

Прохор поднял ее, побаюкал.

Мне бы очень хотелось увидеть его лицо. Но я не смела поднять глаза.

– Людмила…

Я застыла. Так вот «Людмила», таким чужим, хриплым голосом, он меня еще ни разу не называл.

– Я благодарен тебе… что ты нашла силы открыто и откровенно мне все сказать. Я знаю, как это нелегко. Я не думал о себе так… ненадежный, самоуверенный… Но ты лучше других меня знаешь, значит, это так.

Я подняла глаза.

– Прохор! – с трудом выдавила, сглотнула. – Прохор, ты что? Я ничего такого не сказала… – И ничего такого не произошло? Страх удушьем охватил горло, хочу встать и не могу, голоса твоего не узнаю, лица твоего не узнаю.

– Теперь скажи… Ты больше не можешь со мной… или сколько-нибудь еще вытерпишь?

– Прохор! Милый, родной, что ты? О чем ты говоришь? Я тебя люблю!

– Не нужно себя обманывать. Тебе хочется так думать. Я хочу тебя понять и что-то исправить. Если еще есть надежда.

– Я тебя люблю, очень люблю, очень. – Я тебя такого не знаю, мне страшно, я не могу прикоснуться к тебе, подними руку, проведи по моей щеке, скажи, Милка, ну-ну, успокойся! Нет, этого не будет, такого простого жеста не будет.

Так не бывает. Кто ты? Ты – Прохор! Мой муж!

Я прошептала:

– Мне страшно.

– Мне тоже.

– Прохор… Ничего же не случилось? Ничего, совсем ничего! – За какие-то мгновения ничего не может измениться! Ты меня обними, обними, почему у тебя такие чужие руки? Я чай сейчас поставлю, мы будем ужинать, как всегда, ты меня прости, Проша, ты – очень хороший! Ты – самый лучший! – Ведь ты меня любишь? Скажи, я тебя люблю, Милка!

– Нет. Этого я теперь не могу сказать.

Нет. Этого я теперь не могу сказать… Да что? Что ты не можешь сказать? Не молчи, не уходи, я не могу без тебя, не могу!

Не могу я, что же делать, и спасительные слезы полились, ты не можешь со мной так жестоко, жестоко, я задыхаюсь, ничего не вижу.

– Не надо, прошу тебя, перепугаешь детей.

И пусть, и пусть, это жестоко, я заболею, так нельзя обращаться с женой, из-за каких-то пустяков, вы – неблагодарные мужчины, мы рожаем вам детей, мучимся, если бы вы там побывали, вы бы видели, вы бы поняли, вы бы на руках нас носили, что ты там делаешь? Собираешь свои вещи? Не пущу! Нет, он же спросил:

«Или сколько-нибудь еще вытерпишь?» Значит, он не бросает меня. Встать, немедленно встать, пойти в ванну, умыться, сделать примочки. Говорят, слезы приносят облегчение. Только не мне. Мне еще хуже делается. Как, Прохор, ты заставил меня плакать, а сам хладнокровно собираешь вещи.

Нет, ничего. Собраться с мыслями, муж пришел домой, он замерз, он голодный. А у меня ужин. И чай. Все красиво лежит на подносе. И салфетка. И свечку тоже зажжем.

Открываю. Темно. Свечка дрожит маленьким огонечком. Не пущу. В ноги упаду. Кричать буду. Взывать к соседям.

Все сказано, все расставлено по местам. Я прижал к себе Дашку. Умыл, покормил, она затихла у меня на руках. Милка, глотая слезы, вынула грудь с коричневым разбухшим соском, в переплетениях синих жил, приложила ребенка. Моего сына. Нашего сына.

Я сидел, ждал.

Зашумела вода в ванной.

Она вошла, улыбаясь.