Бессмертная степь - Иса Капаев

политике. В один из вечеров, выбрав нет-нет да и возникшую паузу в таких беседах, я спросил у нашего старшего в роду по отцовской линии Махмуда Еслемесова (сейчас он тоже покойный, пусть земля ему будет пухом):

— Акай, скажи, когда человек умирает, почему все зеркала закрывают? — Хотя я этот обычай видел и раньше, мне хотелось узнать первопричину.

Старик не ожидал этого вопроса. Погладив свое круглое медного цвета лицо, улыбнулся:

— Изображения людей, животных закрывают, так как они отгоняют ангелов. А насчёт зеркала не знаю. От старых людей я слышал такую историю. Жил когда-то один богатый мусульманский патша (царь, падишах), родился у него сын, который был очень похож на своего отца. Из-за этого его и прозвали Бияла — зеркало (у ногайцев есть и другое название, общее для всех тюрков — кузги). Сын во всём был похож на отца, и всё делал, как он. Бияла был единственным сыном у патши. Поэтому правитель очень любил сына. Когда отец надумал женить сына, чтобы заиметь потомство, внуков, то вдруг сын сильно заболел и неожиданно умер. Говорят, что патша от горя в день скорби запретил всем мусульманам смотреться в зеркало... Говорят так? — вопросительно кивнул старик.

Тут же сидевший рядом мой отец добавил:

— Этот обычай соблюдается не только у мусульман, но также и у русских, украинцев.

После этого в 1992 году, когда я уже был знаком с определённой литературой о Чингиз-хане, отец показал мне статью в литературной газете «Казак адабияты» на казахском языке. Статья называется «Сборник летописей» с предисловием А. Сейдимбекова, в которой известный казахский писатель Габит Мусрепов даёт выдержки из «Сборника летописей» Рашид-ад-дина со своими комментариями.

Я стал читать подчёркнутые отцом строки: «Четвёртый сын (Чингиз-хана — И. K. ) — Толе. Это обиходное имя. Настоящее имя Еке-ноян, т. е. Уллы-ноян (Великий ноян — И. К. ). Чингиз-хан его счи­тал нукером (телохранитель — И. К. ) и никогда не разлучался, брал во все походы. Толе на монгольском языке означает то же, что на нашем айна (зеркало — И.К. ). Когда Толе умер, то было запрещено смотреть в зеркало. Этот обычай сохраняется до сих пор. Все тюрки зеркало называют кузги (Рашид-ад-дин, I том, 2-я книга, стр. 70)» [16].

— Помнишь, ты спрашивал про обычай занавешивания зеркал, вот откуда это идёт, — сказал отец.

В «Секретной истории монголов» приведена легенда о смерти четвёртого сына завоевателя Мира Толуя (так имя пишется во всех древних источниках). Предание рассказывает о тяжёлой болезни другого сына повелителя Угедея (тюркск., Октай — И. К. ). Камы, приготовив зелье нагадали, что для исцеления Угедея необходимо сделать выкуп, т. е. взять согласие ближайшего родственника умереть вместо него, этот обряд по-монгольски называется дзолиг (видимо, джолык, джоклау, по-казахски жоклау — шаманить, у ногайцев шуклау — ворожить, букв. встречать, т. е. встречать болезнь). Дзолиг согласился сделать Толуй и, выпив зелье, умер. Угедей остался жить. В «Алтан тобчи» тяжёлой болезнью одновременно заболели Чингиз-хан и Толуй. «Когда случилась болезнь владыки, толкователь знаков и гадатель сказал: «Если один из этих двоих поправится, то другому станет плохо». Когда он так сказал, супруга владыки Толуя Чэхурбэги по поводу этого указания Неба произнесла: «Если случится так, что не станет хана-владыки, то весь народ овдовеет. Так-то! Если же случится так, что не станет Толуя-владыки, то одна только я стану вдовою. Так-то!». Так она молилась. И по этой молитве Толуй-владыка стал бурханом (божеством — И. К. )» [7, 224].

У нас больше оснований верить «Секретной истории...», написанной в 1240 году и хранившейся в главной ханской библиотеке. Но Лубсан Данзан писал «Алтан тобчи» в XVII веке, почти переписывая главные события из «Секретной истории...». Возможно, что существовало несколько вариантов этого древнего произведения или же монах Лубсан Данзан находился под воздействием бытующего среди монгольского населения предания, где этот эпизод, как и на западе, относят к болезни Чингиз-хана. Последнее, всё же, мне кажется довольно странным.

Только разногласия и на этом не заканчиваются. Ранний мусульманский автор Джувейни говорит о пристрастии царевича к алкоголю, и что он умер от злоупотребления вина. Может быть, это сообщение точнее. По всем текстам Толуй — романтическая натура. Это прослеживается в эпических преданиях. Когда Чингиз-хан спрашивает у сыновей: «Какое из наслаждений самое лучшее?», старший сын Джучи сказал о материальном благе, о многочисленных табунах и т. д. Чагатай назвал наслаждением победы, подавления врагов, Угедей — благосостояние государства, справедливое правление и прочные законы. Лишь Толуй, как отметил отец, «сказал слово, как малый ребёнок»:

«чтобы пегие аргамаки добежали на бегах, чтобы, взяв прекрасного сокола, бродить по горам и долам, чтоб хватал он пёстрых уток». Видимо, из-за легкомыслия ему не было завещано главенство в империи, т. к. главным наследником по закону тюрок и монгол обычно назначается младший сын. Чингиз-хан ещё при жизни осуществил раздел империи между сыновьями и главным наследником назначил Угедея. Толуй, будучи романтиком, не собирался претендовать на власть, поэтому никто из древних даже не подумал разъяснить этот щепетильный вопрос. И по Джувейни, Толуй умер в годы правления брата Угедея. Толуя любили все и, наверное, история с зеркалом имела место, и Угедей наложил запрет. Но в народе, помня любимца монаршей семьи и его любовь к отцу, а также поэтизируя личность августейшего, смерть Толуя приписали ко времени болезни отца. Возможно, что сама легенда с зеркалом имеет более древние корни. И, может, относится к огузскому Кузги-хану, имя которого тоже означает зеркало...

Когда я говорил о стойкости ногайского языка, то привёл притчу с древним песенным текстом о смерти старшего сына августейшего владыки Джучи. Великий певец, Уллы Йирчи, чтобы не разгневать завоевателя мира, песней лишь намекает на страшное горе, а Чингиз-хан сам догадывается о смерти сына. Я же в ногайской степи неоднократно слышал другую легенду на эту тему. По этой легенде Джучи устроил царскую охоту, в которой по обыкновению участвовало до тысячи человек. Во время облавы на куланов (диких лошадей) он подстрелил вожака в ногу, но кулан вырвался из устроенной облавы и понёсся в степь. Джучи, велев не беспокоиться приближённым, сам стал преследовать раненое животное. Целый день он гнался за вожаком, лошадь его была измотана и сам еле держался в седле. Вдруг убегающий кулан неожиданно развернулся и помчался на преследующего его всадника, прыгнул на него и сбил с седла. Так скончался в степи старший сын Чингиз-хана. Когда погиб Джучи, никто из ближайшего