Бессмертная степь - Иса Капаев

окружения не мог сообщить печальную весть августейшему владыке. И тогда решился это сделать один йырав (певец-импровизатор). Его вызвали в ставку хана, и он исполнил мелодию «Мунглы куьй» («Печальный наигрыш»). Говорят, что Чингиз-хан, слушая эту мелодию, заплакал, а после, побагровев, велел казнить певца за то, что он принёс страшную весть. Было приказано залить рот свинцом певцу. Тогда йырав сказал, что это не он, а его домбра сообщила страшную весть, и она заслуживает наказание. С тех пор в отверстие в тыквообразной части домбры стали заливать свинец. Конечно, это делают чисто из практических соображений: для утяжеления, для качества

звука, но обычно связывают с древним преданием о Чингиз-хане. Прославленный ногайский домбрист Каирбек Межитов (ныне покойный, пусть земля ему будет пухом), исполнял для меня «Мунглы куьй». Эту некачественную запись на магнитофонной кассете я храню у себя по сей день.

Ногайский фольклорист Ашим Сикалиев приводит другое предание, записанное у кубанских ногайцев. Имя певца, сообщившего Чингиз-хану о смерти Джучи, — Кет-Буга. В связи с этим фольклорист рассказывает, что в ауле Икон-Халк (бывший Тохтамышевский) у некоторых родов был боевой клич, уран: «Кет-Буга».

В исторических преданиях об августейшем владыке использованы кое-какие сюжеты, известные в литературе других народов. Так, приводится рассказ об оригинальном взятии одного из городов Китая. «Ha реке Ула не было брода. Поэтому племянник Хасара Хадушира и Халчихучинг-тайджи, связав кругом десять тысяч меринов, с криками переправились (через реку) и, выйдя на берег, окружили город. (Кстати, о такой переправе ногайцев через Волгу сообщают европейские путешественники.) Сказали они: «Подай дань в десять тысяч ласточек и тысячу кошек», — и получили её. К ласточкам привязали свёрнутую вату, к кошкам (также) привязали вату и подожгли её. Ласточки влетели в свои гнёзда, а кошки поднялись на (крыши) домов. Кошки и ласточки (этим) огнём своим устроили пожар, и (город был взят...») [7, 200].

Рассказ о подобном уничтожении города бытует в русских летописях. Это даёт нам повод говорить, что этот бродячий сюжет широко использовался в древности.

Мифоэпическая традиция исторических сказаний о Чингиз-хане, несомненно, продолжалась в устно-поэтическом творчестве ногайского народа. Живые люди, племена, хранившие в памяти эти предания, участвовали в этногенезе нашего народа. Потомки почти всех племён, вовлечённых в военные события ХII и ХIII веков, сохранились в нашем народе. Наиболее известные киреиты, конграты, найманы, джалаиры, катаганы, кенегесы, кипчаки составляют основу родственных казахов, каракалпаков, кочевых узбеков. Эти же племена, благодаря оседанию ногаев среди башкир, крымских, сибирских, оренбургских и рязанских татар, сыграли важную роль в этногенезе и истории этих народов.

Ни один народ бывшего улуса Джучи не сохранил целостных эпических произведений о столь легендарной личности, какой являлся Чингиз-хан. Это ещё раз говорит о внушительном влиянии ногаев и ногайского эпоса на западных тюрков. Несомненно, что эти предания существовали. Предводители мангытов, составлявших костяк татаро-монголов, объединили восемнадцать племён (почему-то всегда присутствует эта цифра, она относится и к огузскому объединению, и к войску персов — кажаров, состоящих из восемнадцати кочевых тюркских племён) и создали Ногайскую орду. Верховенству племени мангыт способствовало высокое положение при чингизидах, а также то, что ещё в эпоху Чингиз-хана оно единственное не было подвержено рассеиванию и смешению с другими племенами. Эдиге и его потомки, создавая собственное государство, вполне осознавали, что чингизиды изжили себя, и их дальнейшее нахождение у власти должно привести огромную страну к окончательному падению. При создании нового государства были использованы старые методы, тактика самих чингизидов. Она состояла в том, что надо устранять сопротивлявшуюся знать, а, чтобы держать остальных в подчинении, широко распространялся институт аманатства (брали детей в заложники) и аталычества (давали своё потомство на воспитание для скрепления родственных уз). Кроме того, мангыты, борясь с чингизидами, одновременно подчиняли всю остальную племенную знать.

Это подчинение не давалось легко и сопровождалось кровавыми стычками. Необходима была идеология. И ногайский эпос выступил как мощное идеологическое средство. Однако это средство действовало не на все слои населения. Особенно строптиво вела себя знать. Степные феодалы, потомки чингизидов, уходили в казачество, так возникли казахские жузы; какая-то часть знати покинула степь и нашла пристанище в городах: Казани, Астрахани, Хиве, Бухаре, в Крыму и Туркестане. Беглецы полную безопасность обретали в Московском княжестве. Межплеменная война тоже нашла отражение в ногайском эпосе. Врагами Эдиге являются бий кенегесов Кенг-Джанбай, мурзы барынов и ширинов. Государственное объединение мангытов Ногайская Орда создавалась исключительно на клановом подчинении. Опять, как во времена Чингиз-хана, использовался метод раскашивания, т. е. насильственного рассеяния, и создание новых племенных объединений. Так возникли такие крупные объединения племён, как Ембойлук (племена с реки Эмбы), Етисан (семь административных единиц, возможно, это объединение возникло на основе кипчакского объединения Иети), Етишкуль (различные толкования: семиозёрные или семиречные, а возможно, основу положило кипчакское объединение Иети), Кубанская орда, Аккерманская орда (Белгородская орда), Бораган (объединение в центральном Кавказе), Караногай. Во всех этих объединениях не было ни одного крупного племени, в них преднамеренно смешаны все племена, чтобы ни одно из

них в отдельности не возвысилось. Во всех этих объединениях возвышались потомки Эдиге, поэтому в ногайском эпосе особенно подчеркивается исключительность его самого и всего рода.

Естественно, что авторы исторических песен, сказители из-за идеологизированности избавлялись от предшествовавших в обществе идеалов, прежде всего от незыблемости авторитета чингизидов. Мощь и сила средневековых: ногайцев была столь велика, что этот эпос повлиял на все народы, входящие в бывший Джучиев улус. Конечно, главным фактором создания и распространения был взлёт национального самосознания. Ногайский эпос стал основополагающим в устно-поэтическом творчестве казахов, каракалпаков и кочевых узбеков, даже главный персонаж киргизского эпоса Манас имеет ногайское происхождение. В связи с долгим совместным проживанием ногаев среди башкир, казанских татар и частичным оседанием среди них наши исторические песни проникли в фольклор этих народов. (Тут я не имею в виду изданный в 1988 году в Казани эпос «Идегей» — это сводный текст северокавказских, крымских, астраханских ногаев, а также каракалпаков, казахов и сибирских татар.)

В связи с распространением ногайского эпоса происходили курьёзные вещи. Так, в ногайской исторической песне «Шора-батыр» ногайский богатырь Шора — сын Нарика, из-за убийства князя бежит из ногайской степи в Казань. Он долго живёт в столице Казанского ханства, и, когда для захвата города приходит московский царь, по призыву казанской царицы Суюмбийке (кстати, тоже ногайки) встает на защиту казанцев и героически погибает. Это единственное произведение в истории российских тюрков, где отражено такое эпохальное событие, как взятие Иваном Грозным Казанского ханства. Только дело в другом. Оказывается, что в эпическом произведении ногайцев выведена реальная историческая личность. Исторический