Сесилия - Фанни Берни

Сесилия не смогла читать дальше, письмо выпало из ее рук. Обнаружив, что полностью разоблачена, она утратила всякое самообладание и разразилась слезами.

– Боже милосердный, – воскликнул пораженный Делвил, – что же так задело вас? Неужели ревнивые предположения внимательного соперника…

– Прошу, нет, умоляю, оставьте меня!

– Я уйду, только скажите, когда я смогу вернуться, чтобы вы позволили мне объяснить причины, обусловившие мое предложение?

– Никогда! Я достаточно унижена и не войду в семью, которая презирает меня!

– Презирает? Вовсе нет, она вас уважает! Лишь это роковое условие…

– Хорошо, хорошо, оставьте же меня. Я не могу вас слушать и не готова спорить.

– Уже ухожу! Я бы не стал пользоваться вашим волнением, чтобы повлиять на вас. Я хочу не заставить вас, но примирить с моим планом. Кого я ищу в мисс Беверли? Наследницу? Нет, она видела, что я сумел отказаться от наследницы. И не ветреную подругу на сезон-другой. Нет, нет! Настоящую спутницу, сердечного друга на всю жизнь – вот кого я ищу в мисс Беверли! Все будет ясно и открыто, тайные причины для беспокойства не отравят нам грядущий мир; мы будем искренни сейчас, чтобы впоследствии наслаждаться покоем. Чудесные годы незаметно пролетят в безоблачном блаженстве.

– О, не говорите больше ничего! Зачем вы это произносите, зачем я вас слушаю!

Сесилия стала настаивать, чтобы Делвил ушел; и, после тысячи прощаний и возвращений, он наконец заметил, что, если она согласится принять от него письмо, он постарается изложить в нем все, что хотел поведать. Разгорелся новый спор. Сесилия уверяла, что не станет читать никаких писем, но все же он настоял на своем и удалился.

Сесилия совершенно сникла. Она сочла, что теперь ей самой придется отказаться от Делвила, так как ее строгие принципы не позволят принять то единственное условие, при котором он просит ее руки. Она решила, что никогда не пойдет на унизительный тайный брак, а дождется согласия близких молодого человека или отвергнет его навек.

Глава V. Письмо

Как только миссис Чарльтон сообщили об уходе Делвила, почтенная дама тотчас поспешила к Сесилии, страстно желая узнать, что случилось. Услышанное поразило и опечалило ее. Она горячо поддержала решение своего юного друга противостоять любым домогательствам, которые не одобрены мистером и миссис Делвил.

Примерно через два часа после того, как Делвил ушел, от него принесли письмо. Сесилия с волнением вскрыла его и прочла:

Адресовано мисс Беверли 20 сентября 1779 года

Могу ли я осмелиться снова упомянуть о предложении, которое Вы так недавно отвергли, не дослушав до конца? Увы! Я с грустью должен повторить: у меня нет другого средства: лишь получить Вашу руку тайно или расстаться с Вами навсегда.

В скорбный миг, оставляя Вас в замке Делвил, я открыл Вам причину своего бегства и решил никогда больше не встречаться с Вами. Я не сказал тогда, что возражения моих родителей – ничто в сравнении с моими собственными возражениями против нашего брака; теперь у меня их не осталось, но мнение моей семьи нисколько не изменилось.

Мой отец, потомок обедневшего, но отнюдь не измельчавшего рода, считает себя блюстителем чести нашего дома; мать, рожденная в той же семье, поддерживает его в этом. Вы не удивитесь, что их единственный сын и наследник сызмальства усвоил эти взгляды. Мое самодовольное чванство со временем приобрело силу, поколебать которую смогла только мисс Беверли! Сердце мое покорилось ее обаянию. Но поплатиться собственным именем, навеки отречься от семьи, возлагавшей на меня свои надежды… Я счел это позором, а потому даже в мыслях не искал Вашей любви.

Таковы были мои намерения, когда я получил письмо от Биддальфа. Через три дня я должен был покинуть Англию; отец после долгих уговоров согласился на мой отъезд, матушка и вовсе не возражала. Но как все изменилось после прочтения этого письма! Мужество покинуло меня, моя решимость поколебалась. Я подумал было, что Биддальф заблуждается, и приписал его подозрения ревности; но, зная о пропаже Фиделя и обнаружив, что он стал Вашим любимым товарищем, мог ли я оставить Англию в состоянии такой неопределенности? Нет! Я сообщил близким, что перед отъездом должен навестить Биддальфа, пообещал через три-четыре дня вернуться и устремился в Суффолк. Что за сцена ожидала меня здесь! Увидеть, как владычица моего сердца ласкает моего пса и нежно наставляет в верности мне… Простите меня за эти воспоминания, я больше не буду к ним возвращаться.

Я бы бесстрашно преодолел десять тысяч препятствий, лишь бы не сталкиваться с тем единственным условием! Не сердитесь на откровенность этого заявления, пусть лучше оно убедит Вас в искренности следующих строк: мой жребий брошен окончательно, и спор между душевным блаженством и фамильной гордостью решительно прекращен. Признаюсь, мне жаль, что обязательно придется расстаться со своим именем; однако это скорее воображаемое, чем действительное зло, наносящее глубокую рану гордости, но не оскорбляющее нравственность.

Итак, я обнажил перед Вами свое сердце, но ныне не знаю, что делать. У меня едва хватает мужества вновь упоминать о своей просьбе. Мои родные, принимая честолюбие за честь, а знатность за достоинство, давно предназначают для меня блестящий брак. Я убежден, что они и слышать ни о чем не захотят, а потому боюсь даже подступиться к ним. Что остается в столь отчаянном положении? Должен ли я обратиться к ним с просьбой, понимая, что мне откажут, а затем насмеяться над родительской властью, презрев ее требования? Или – что еще тяжелей! – отречься от самых заветных надежд? Дражайшая мисс Беверли, мои счастье и покой всецело в Ваших руках!

Вам может показаться странным, что я собираюсь бросить вызов родным, не осмеливаясь в то же время просить их; но, зная их характеры и чувства, я уверен: другого выхода нет. Они слишком рано усвоили свои принципы, чтобы теперь, на склоне дней, отказаться от них.

Тем не менее, фанатично преданные своему рангу и семье, они обожают мисс Беверли; возможно, они никогда не согласятся с утратой родового имени, но однажды, когда они увидят ее главой и украшением своего дома, ее утонченность и лоск вкупе с огромным состоянием заставят их забыть о нынешних планах.

Что касается брачного контракта, то негласность нашего союза никоим образом не затронет родителей; нам неизбежно придется открыть тайну третьему лицу, и я вручу любому человеку,