Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира - Бенджамин Алире Саэнц

с ней. Он поцеловал меня в щёку и взял Софокла из моих рук. Он положил его на мягко постеленное полотенце на кухонном столе. Он знал, что делал. Уверен, миссис Ки была строгим учителем.

Он взял Софокла из моих рук. — Посмотри на себя, весь чистый, мистер Софокл. Мне так понравилось, как Софокл посмотрел на него. Он достал чистый подгузник. — Спой ему, Ари. Он любит, когда ему что-нибудь поют.

— Ну-ка, — сказал я. — Месяц над нашею крышею светит. Вечер стоит у двора[20] — а потом Данте тоже начал петь. И мы пели — Данте держал Софокла на руках, и мы пели. И у него был прекрасный вид на лице. И я правда хотел спросить его, Софокл, ты пришёл в этот мир, чтобы подарить над комфорт? Чтобы дать нам надежду?

Я заметил Сэма, стоящего в дверном проёме, и он тоже пел. Я подумал о своём папе, когда мы вместе подпевали песням Пола Маккартни.

Так странно просыпаться и понимать, что в доме печаль. И эта печаль заполняет и тебя самого. Я знал, что Джейми-почти-доктор был прав. Когда энергия чего бы то ни было входит в мир, она никогда не умирает, и что мы, и всегда будем, связаны. Но мой отец больше не жил в этом доме. И я почувствовал себя обманутым. Прямо тогда, когда мой отец научился быть моим отцом, а я научился быть его сыном, он покинул этот мир.

И я больше никогда не услышу его голос.

И я больше никогда не застану его читающего книгу на его стуле, никогда не увижу этот задумчивый вид на его лице, больше никогда.

И я больше никогда не увижу как он входит в дверь в его униформе почтового водителя, этот вид, который говорил, я закончил с работой на сегодня.

И я больше никогда снова не почувствую стойкого запаха сигарет в комнате.

И я больше никогда не увижу те взгляды, которые он и моя мать бросали друг на друга.

Я встал и принял душ. Я знал, что мои сёстры должны будут приехать из Туксона и что в доме будет не протолкнуться, и я не имел ни малейшего понятия, когда они приедут. По какой-то причине я чувствовал себя так одиноко пока принимал душ, и мне очень хотелось, чтобы Данте был здесь. Я никогда не принимал с ним душ, и мне было интересно, как бы это было. Мне казалось, мужчины и женщины делали так постоянно. А потом я просто сказал, Хватит, хватит, прекрати об этом думать.

Моя мама сидела за кухонным столом, разговаривала с кем-то по телефону и пила кофе. Я налил себе чашку и поцеловал её в макушку. Когда она повесила трубку, она сказала, — Я знаю, для тебя это будет слишком тяжело морально, но не мог бы ты написать некролог для публикации в газете к часу? И не мог бы ты передать его людям в приёмном отделении? Они его оттуда заберут.

Я собирался сказать нет. Я никогда раньше не писал некрологов.

Моя мама написала какие-то заметки на ноутбуке. — Ты, может, захочешь включить туда эту информацию. И она вырезала несколько образцов некрологов из кучи газет, которые она продолжала пересматривать.

— Мама, ты типичный учитель.

— Спасибо, наверное.

— И ещё кое-что, — сказала она. Я понял, что то, что она собиралась попросить меня сделать, будет гораздо сложнее, чем написать некролог. — Ты сможешь отдать своему отцу честь, прочитав панегирик?

Думаю, нам обоим снова захотелось плакать, но мы воздержались из-за завесы упрямства.

— О, твой отец иногда делал записи в дневнике. Я убрала другие. Иногда он записывал туда каждый день, иногда он целыми неделями обходился без записей. Но я хочу, чтобы ты прочитал последнюю запись. Она протянула мне дневник. Я перелистнул на последнюю страницу, на которой она была написана.

Ари попросил меня дать ему совет, который помог бы ему в жизни. Я

подумал, что это был очень амбициозный вопрос, но у меня очень амбициозный

сын. Мы были так далеки друг от друга, что я думал, что никогда не услышу,

чтобы мой сын просил у меня совета. Но, я думаю, мы постигли любовь, которая

есть между нами. Я смотрю на него и думаю, Как такой необычный, такой

чувствительный и красивый молодой человек мог произойти от меня? Ответ

прост: Он произошёл от Лилианы. Какой совет, который помог бы в жизни я бы

дал Ари? Я бы сказал ему это: Никогда не делай ничего, чтобы доказать

кому-нибудь, или даже самому себе, что ты мужчина. Потому что ты мужчина.

Я пялился на его слова на его рукописи. — Можно я это заберу себе, мама?

Она кивнула. Никто из нас не хотел что-либо говорить. Но я пообещал себе, что я буду проживать свою жизнь, следуя этим словам, потому что если я буду жить её так, то я всегда смогу смотреть на себя в зеркало и называть себя его сыном.

Моя мать делала список, а я составлял проект некролога своего отца на поверхности официального документа. Я услышал звонок в дверь. — Я открою. И я когда я открыл дверь, я увидел миссис Альвидрес с яблочным пирогом в руках.

— Привет, — сказал я.

— Я была очень опечалена новостью о смерти твоего отца. Он был достойным человеком.

— Спасибо, — сказал я.

Моя мама подошла к двери и вышла на улицу.

— Я знаю, мне не рады в твоём доме, Лилиана. У тебя есть на то свои причины, и я здесь не для того, чтобы проявлять к тебе неуважение в твоём собственном доме. Я не видел, но слышал, что происходило и мне показалось, что миссис Альвидрес сдерживала слёзы. — Джейми был хорошим мужчиной. И я знаю, что твоё горе сильно на тебя давит. Он обожал мои яблочные пироги, поэтому я подумала, что мне стоило… И тут она оборвалась на середине предложения. И я знал, что она едва сдерживала слёзы. Как бы её можно было назвать, так это крайне гордой женщиной.

— Перестань, Лола. Пойдём, попьём кофе, поедим яблочного пирога и ты сможешь рассказать мне, что ты помнишь о Джейми, тогда я запомню эту часть его. Я была зла, когда ты в последний раз приходила. Но тебе всегда рады в этом доме.

Я сидел на диване в гостиной. Мама взяла пирог у миссис Альвидрес и передала его мне. Затем она