Некоронованные - Дмитрий Георгиевич Драгилев

красные бигуди. Эпидемиологи всего мира могли бы тоже поинтересоваться иными вещами, например изучить природу света. В женских глазах. Этот – сильнее неонок, ярче самого широкого отблеска пламени. Прохиндеи, по ошибке или злонамеренно оказавшиеся в числе свидетелей, не страшны ему. Не повлияют они и на календарные изменения. Пусть даже эти деятели – псы, трижды Макнамары Мелроузы – в сговоре с вирусом или с переходящим за флажки государством и, прежде чем делать контрольные замеры луны с балкона, ножи точат, а потом бунюэлевски на лучащиеся зрачки покушаются.

Сделав очередной глоток кофе, собеседница, которая мне начинала нравиться все больше, рассказала самое интересное. В провинциальном российском городке она короткое время подвизалась на радио. Сначала была волонтером, потом взяли в штат. Пока работала – мучилась вопросами философскими и риторическими. О чем можно еще вещать, когда мир предельно насыщен турбоинформацией, летящей на крыльях разных способов? Скоростных, гиперзвуковых, ночных и дневных, круглосуточных – прежде всего путем соцсетей и видеохостинга. Когда все унифицировано – от фастфуда до автобана? Для чего нужна маленькая радиостанция в эпоху блогеров? Да еще и некоммерческая. В мире, в котором интернет оказывается основным средством общения.

– Народ самодостаточен и вполне себе nonchalant, – выдохнула Гелена, – d’une manière générale[79]. Сам вещает. Вдохновляясь перезагрузками и периодическим стиранием коллективной памяти. При этом никто никого всерьез не ищет и ни в ком не нуждается. Вы заметили, что дикторы на государственном радио теперь зачитывают новости особенно тихо, почти шепчут? Работают для себя.

Последнее наблюдение показалось мне чересчур оригинальным. И даже слегка фраппировало. Дикторы наверняка занялись надомничеством, в эфир выходят из платяных шкафов, походную технику поместив в собственные шифоньеры. Deutschlandfunk ввел полуквартирный-полукарантинный режим, объединившись с Radio Kultur. Но и это принесло плоды: бесконечная болтовня у микрофона стала наконец-то перемежаться музыкой.

Тогда я спросил Гелю, знает ли она уже о нашей феноменальной газетенке «Берлинский Китеж». Соврал, что рубрику литературную затеваем, предложив совместно писать роман с продолжением. От имени какого-нибудь Сидорова. Не Пруткова или Сазонова, который почти забыт. Про поиски идеального города, его собирательный образ. Или хотя бы про то, как жилось в Бровске в нулевых. И в девяностых. Или о том, как будет дальше – по новому календарю. После всех противостояний, провокаций, перезагрузок, списков и оперативных вмешательств. Привел пример: в старинном роду Лопухиных была одна художница, которая после революции, бежав в Париж, по памяти сделала зарисовки усадьбы своего мужа, точнее – деверя. А мы все-таки журналисты. И можем не только про родственников. Тем паче что новый календарь явно ускорил процессы превращения вещей и событий в их полную ретроспекцию. Ведь многое сворачивается на глазах. Тают незыблемости международного права, похоже сильно переоцененного. Плешивые – по Борхесу – снова борются за расческу. Чрезвычайные санитарные дни в школах и автоконцернах, в музеях и на парламентских сессиях, закрываются бары, банковские филиалы и госрубежи. По иронии судьбы в Русском доме напоследок давали Булгакова, Немецкий театр откланялся «Декамероном». Не разорится ли от простоя таблоид? Раздолье для затворников и интровертов. Канцлер впервые выступила с посланием к народу за пределами Рождества. Сказала, что ничего подобного со времен Второй мировой не случалось. Что лежит город Берлин меж долин. По драматургу Славкину – между солнечными: поляночкой и серенадой. На опушке гевельской. В часовом поясе Хуучина Зальтая. А бояться надо большой высоты и большой воды. И заняться чем-нибудь неспешным, домашним, по-хорошему осмысленным очень стоит, ибо всегда полезно. И да хранит Господь, как гласит картуш, надпись над парадным входом, цитируя 120-й псалом, 8-й стих, «вхождение и выхождение твое, где бы ни был – в доме или вне дома».

Часть вторая

Пеленг Новодубровска

Ямская гоньба

Даже собственный вокзал был. Правда, от вокзала… до ближайшей железной дороги, почитай, 100 верст.

Андрей Морозов

ВАРАНЫ И РЕСТОРАНЫ

Все наши знакомства случайны. Неужели знакомство по брачному объявлению менее произвольно, чем какая-нибудь встреча на чужой вечеринке? Однажды произошло знакомство варана с Биксиным. Варана нашли в одной из строительных канав города… Не какого-нибудь варана, а африканского. Как он там очутился, никто не знал. За время сидения на дне канавы варан сильно прибавил в весе и – будучи мясоедом – стал представлять серьезную опасность для окружающих. Во избежание недоразумений варана доставили в виварий и заперли в клетку. Здесь его и увидел Биксин, прогуливаясь. Варану было грустно. Его одиночество скрашивали черепахи, возлежавшие в клетке на манер булыжников, и странные пауки. Биксин рассматривал варана сквозь стеклянную стену, а тот, созерцая то ли Биксина вообще, то ли изменение пейзажа, неожиданно… прослезился. (Визави вспомнил о крокодилах, впервые видя слезу животного.) Потом рептилия заползла на панцири невозмутимых черепах, облюбовавших угол клетки, и в таком виде уснула.

А Биксин? По должности – редактор при программном директоре местного радио, он уподобился варану: тоже загрустил, жалея этого карликового ящера, жалея себя и вспоминая какой-то дом, в котором роились чувства и мысли.

Вечерело. Пасмурные и сумеречные улицы вокруг вивария казались совершенно заброшенными, неумолимо пустели, будто горожане потеряли к ним всяческий интерес. Впрочем, с некоторых пор горожане после шести часов вечера переставали интересоваться улицами. На утро Биксин запланировал несколько деловых встреч. Одна из них предполагала общение с управляющим местной пивоварней. Управляющий искал информационных спонсоров и был согласен на ответные услуги – разместить логотип биксинской радиопередачи на своих этикетках. Биксин же отчетливо понимал, что и ему, Биксину, точнее радио, которым он занимался, лишняя реклама не помешает.

Встреча закончилась вничью – каждый, как водится, остался с собственным флагом. Что-то управляющего не устроило, что-то вероломное улавливал он в интонациях собеседника. Биксин же подозревал визави в лукавстве, как если бы тот пытался, что твой алхимик, замутить пиво на воде. В одном оказался прав управляющий. И даже по-своему великодушен. Идите-ка вы в «Бурлеск», сказал он, и это звучало примерно так же, как идите вы на фиг, в баню, к ядреной ядерной бабушке. Ресторан «Бурлеск», располагавший собственным производством, налаживал оптовую торговлю, и пиво от «Бурлеска» вот-вот должно было появиться в продаже. В бутылках! Но, видимо, за тридцать минут беседы Биксин настолько утомил и достал, что управляющий мысленно послал его к лешему. А лешим был конкурент. К тому же почти весь город знал об амбициях ресторана, и поход туда Биксина с кейсом казался делом почти неизбежным.

Нет, на должность рекламного агента Валериан Биксин не