Некоронованные - Дмитрий Георгиевич Драгилев

воображения, нежели происходит на самом деле. Румяные завсегдатаи «Бурлеска», охочие до сорокаградусной, смачно пережевывают, суммируя основное: вот-вот отправят на переплавку или просто запрут в парке трамваи – суть в нерентабельности, на свалку или на продажу пойдут маршрутки – из-за износа и усталости материала, поезда будут следовать мимо, не останавливаясь. Кое-какие заводы уже остановились. Возвращаемся в слободские времена. Город переименуют и сделают снова поселком городского типа. В «механизированных» подъездах окончательно застрянет лифт, обычные радиопередачи на УКВ исчезнут, гостиница не нужна – гостей кот наплакал. Кто захочет – тормознется в частном секторе… Нет спроса. Отток населения. Убыточность. Неликвиды. А тем, кто не пользуется новомодными приборами и переговорными устройствами, включая пейджеры, домофоны, селекторную связь и прочие уоки-токи, будут предоставлены услуги элитной конной почты имени того же самого Егора Бидно, местного первопроходца. Впрочем, доступ в соцсети власти города уже ограничили. И правильно – свалкой мусора является почти всякая соцсеть.

Любезный слушатель, обладаешь ли ты счастливым билетом в виде пикейного жилета? Нет? Прекрасно! Тогда есть у меня для тебя один слоган. Do nothing till you hear from me. Ничего не предпринимай, пока не придут известия от меня. Пока не услышишь меня и обо мне. На наших старых ультракоротких. Не сочти за фанаберию и мнящийся нимб, это я так, для верности (во всех смыслах), на случай эфирных пауз, ремонтов, штурмов, штурмовщин и прочих командировок. Цифровой вариант вещания мы не практикуем. DAB. Который не drive. В противном и крайнем (см. план Б), постигай премудрости ямской гоньбы. Дожидайся дыма костров и пения труб. Во вторник вечером сумрачные мужики в зеленых армяках с суконными орлами или в темно-синих бриджах, тулупах с красными лампасами и желтыми пуговицами отправляются в дальний путь. Через бывшие балтийские княжества и прочие тевтонско-орденские места, через придирчивые и придуманные кем-то тридевятые государства. Я уже вижу, как эти мужики садятся в брички, брички идут на обгон – таким образом, чтобы тот, кого обогнали, считал себя съеденным. В придорожных харчевнях и съеденные, и съевшие обсуждают вкус медовухи, потом все продолжается – на скорости минуются дома пчеловодов, стекольщиков и горшечников, мастеров колокольных дел, повозки торговцев пряностями, холстом, золотой краской и синей краской, которая намного дороже. Мимо старых банек и сырых заимок, именуемых здесь хуторами, мимо «Старого мельника» на Варварке и гречневой каши, и стекла зеленого, не бутылочного, но благодаря сочной листве, оберегающей фонарь от мух. Помимо (ты это чувствуешь) превращения паров из жидкостей в твердое тело, однородных неорганических веществ, чьих-то снимков «на фоне собственной фазенды наполеоновских времен», жерухи и прочих съедобных водорослей, существует еще что-то. После вороньей корчмы, после самого модного места на улице миссис Сэвидж и орденоносного цеха по копчению миног и изготовлению дорожных сумок где-то в районе Дарницы или Царникавы… Czarnków… Czarnikau… Быгдощ, Бромберг, настоящая фамилия Тамары Марковны Марковой, эффект «Чародеев»… Здесь все знакомо – высокие деревья, верстовые столбы, миражи ЛЭП, березовая роща и лужайки весенние под ветром почти за городом, садоводство и ТЭЦ, здесь с удивлением вспоминаешь украинский борщ в Карлсхорсте, прежнюю – девяностых годов – жестокую немецкую необходимость затыкать уши, когда при подъезде к станции на скорости тормозили региональные поезда, или сохранившуюся до сих пор – ведь каждые полчаса где-нибудь включаются сирены служебных машин, скрученные – почти по Смирнову-Сокольскому – с тщательных «Аквитаний».

Поднимись на придорожную гору, и ты увидишь их, этих ямщиков, брички, мугурых коней, все они видны на горизонте и достигнут тебя уже в четверг, без дураков, на полном серьезе, вне зависимости от объявленного количества осадков в урочный день. Ведь синоптики врут и опаздывают, а осадки подстроены людьми из прогноза погоды.

Однако ямщики не опоздают, ибо сие омерзительное явление с ними не случается никогда, ни при каких обстоятельствах. Нужно только дождаться их, не потому, что они молоды и имеют селедку или стары и рыбу с озера Баскунчак им есть уже трудно и вредно, но они запрягли лучших коней, брички надраены, оси смазаны лучшим жиром. Или не жиром. Камедью. В случае мора – новость прокричат с той стороны костра, и сменщики перепишут, эстафету подхватят. На худой конец доскачет лошадь.

Да здравствует ямская гоньба! (Лишь бы не гонево.) А вдруг правы дремучие пошехонцы? Ведь все так преходяще: лифт, вокзал, такси. Дипкурьеры, письмоносицы и поезда серии № С-бис – типа стрелы «Красной» или «Голубой» – перестанут уделять должное внимание полустанку. Останутся только кони. Стрелки тоже. Любые. С любым ударением. И стрелочники, как положено. Может быть, уцелеют трамваи зелененькие. Их сохранят в музее для потомства. «Как стрелки по кругу, по кругу, трамваи несутся по рельсам». На тридцать вторую, одну из популярнейших линий местного немайского трамвая (хотя их только три), сгрузили все вагоны старой серии. Они уже лет двадцать как сняты с производства. Серия именуется GTO. Название соответствует немецкому обозначению геопереходной орбиты. Перигей абсолютный. Ближе, ниже некуда. Паче чаяния вспомнишь, что да, нужно быть готовым как минимум к обороне, ныряя в такую змеищу. Тесно в ней, ох тесно, не протиснуться, не разойтись, вагон узкий, не готовальня, пенальная коробка. Печальная. В разгар всяких ОРВИ или скандальных разборок особенно хорошо – друг на друга дышать. Зато темные и томные, заповедные разговоры слышнее, тонкие запахи более различимы. Вагоновожатый на перекрестках иногда проветриться выбегает. Со спецключом. Более модерновые трамваи иссера-бутылочного оттенка быстрее и легче регистрируются, улавливаются светофором – есть исправные дроссель-индуктор, трансформаторные катушки связи, просто кнопка в кокпите, после чего светофор дает добро как таможня. А этот геопереходный то и дело застревает перед каждым столбом, отвечающим за мандат и пропуск. И вот уже водителю лень, он ждет появления столбика в ламповом кружке: значит – вдобавок к цвету трамвая – по-весеннему зазеленело и можно. На конечную наверняка приползет бесконечный хвост опозданий. Однако даже такая гусеница значительна, когда удалось выбраться из бурсы, где тебя закрыли. То ли воспитатели – боги продленки – не заметили желтого света в классе, то ли уборщики обнаглели. И ключа нет – для работы со шлюзом. Вышел после факультатива – проведя кружок юных журналистов – и радуешься. И приветствует тебя не старый трамвай, застрявший на очередном светофоре, но другое зеленое насекомое, маленькое, эфемерное, подлетевшее к самому носу.

Кольцо трамвая, трамвайного провода пока не зацепили за верстовой столб нашей скромной радиовышки: вагончики, славящиеся особенно жесткими сиденьями, вокруг радиодома не танцуют. Нечто подобное Барсук наблюдал однажды в Риге. Правда, дом, вокруг которого совершали