Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

был другим. Ещё существовали многочисленные колонии на картах материков. Как легко было раскрашивать контур Африки – она почти вся была в одном зелёном цвете английских колоний. Только на севере было немного «фиолетовых» стран, которыми владела Франция. И материк Австралия – весь зелёный, тоже английский материк. Индия зелёная – колония Англии. Но уже шло послевоенное перекраивание карт. Нашего социалистического лагеря тоже прибывало. В 1949 году стал независимым Китай и во главе с вождём Мао стал строить социализм. С Китаем наша страна подружилась, и мы пели на школьных вечерах песню со словами: «Русский с китайцем – братья навек!» И припев: «Сталин и Мао слушают нас!» Ну а наша «широка страна родная» – шестая часть суши земли – была на картах неизменно красно-розового цвета, и мы гордились своей могучей и никем непобедимой страной и славили великого и мудрого Сталина! Впрочем, вся эта гордость проявлялась в нас на школьных вечерах и утренниках, а на уроках надо было чертить схемы, отвечать у доски – обычная повседневная обязанность.

Вспоминаю учительницу географии Анастасию Захаровну Юрцеву. В моём школьном дневнике она записана с этой фамилией. Это была молодая женщина, симпатичная, с большими карими глазами, очень добрая и обращалась она с нами как с «детками». Стоишь, отвечаешь урок, а она смотрит на тебя восторженно-удивлённым взглядом, словно ты изрекаешь невесть какую мудрость, и поддакивает: «Ага! Так-так-так! Ага!»

Я не умела ещё оценивать взрослых, почему кто-то из них мне нравится, а кто-то нет. Ботаничка не нравилась. Даже и не вспомню, как её звали. Школьный дневник за пятый класс у меня не сохранился. Она работала первый год в школе после педтехникума. На уроках, видимо, она волновалась не меньше нашего. Объясняла новый материал сбивчиво и суетливо. При этом стояла за спинкой стула и, держась за спинку, словно боясь упасть, делала шаг то вправо, то влево, да ещё часто от возбуждения громко шмыгала носом. От этих суетливых её движений внимание моё ускользало от темы урока. Ну и ботаника тогда была не тем предметом, который мог бы заинтересовать. Учительница задавала рисовать всякие листочки, тычинки и пестики, колоски, многословно превозносила учёного-селекционера Лысенко, создавшего якобы новый сорт ветвистой пшеницы. И попробуй учительница его не превозносить – этого «народного» академика, выдвинутого партией и правительством на передовые рубежи науки. Мы не знали тогда, как давил этот «народный» академик подлинных талантливых учёных, многие из которых сгинули в тюрьмах и лагерях, обвинённые в «лженауке» генетике.

Правда, уже и тогда ходил анекдот: «Если ребёнок в семье похож на соседа, то это нормально: естественный отбор. А если похож на маму с папой – то это по лженауке генетике и потому неправильно».

Сейчас я думаю о той ботанике, которую нам преподавали: ну что бы нас, пятиклашек, просто выводить почаще на природу и показывать разные растения, растущие под ногами и рядом, а то я так и не усвоила с детства названий многих растений, цветов и сейчас стыжусь этого пробела. Листаю порою ботанический атлас и удивляюсь, что вот этот цветок, встречаемый на горках Ленинска по весне, с нежно-белой шапочкой, которая состоит из нескольких отдельных цветков, занесён в Красную книгу и называется ветреница Пермская – реликтовое растение Бог знает из каких древних времён дошедший до нашего времени. Я эту ветреницу рвала бездумно, опустошая поляны. И зачем мне надо было охапками рвать на лесных полянах золотую купальницу, приносить домой и ставить в ведре дома, потому что никакая ваза такое количество цветов не вмещала, да и ваз у нас дома не было? И стебли этих цветов, постояв сутки в воде, загнивали, расточали по комнате зловоние, и цветы выбрасывались на помойку. Ну почему никто из взрослых не сказал мне, что так поступать нельзя, что растения живые, их надо беречь, а не уничтожать! Первый сердитый урок я получила, уже будучи взрослой в туристической поездке в Австрии – в 1964 году. Мы ехали через альпийский перевал, наш автобус сделал остановку в одном живописном безлюдном месте. Увидев эдельвейсы, растущие на каменистых склонах, мы полезли, чтобы нарвать их. Водитель-австриец возмутился и стал нам по-немецки выговаривать, какие мы варвары.

Мой папка, став пенсионером, задумался о сбережении природы и обратился в комитет по экологии в Челябинске с идеей рекультивации земли на Урале. Дело в том, что уральские золотоискатели обращались с землёй именно варварски. Исковыряв её в разработках золота, оставив плохо закрытые шахты, бывшие «разрезы», зачастую вместе с брошенной техникой, старательские «дудки», заросшие травой и тем не менее сделавшиеся ловушками для людей и животных, превратили бассейн уральских рек в нечто невообразимое. Река Миасс, некогда полноводная и чистая в черте города Челябинска, ныне представляет жалкое зрелище. Прудик на Ленинске рядом с нашим домом, когда мы там жили, выглядел лягушачьим болотом. Он возник искусственно, ну так что ж бросать-то его на произвол судьбы? И папкина идея была такова: надо пройтись драгами по этим затянутым илом и грязью местам, выбрать так называемое «бедное» золото, которое наверняка ещё осталось, а на вырученные средства рекультивировать эти участки, посадить деревья и кустарники, превратив «разрезы», прудики и прочие водоёмы в зону отдыха для людей. Папкину идею в Челябинске приняли, в газете «Челябинский рабочий» статью напечатали, но потом отправили в «долгий ящик». Кто, мол, этим будет заниматься и главное – вкладывать деньги? И где их взять? А вот то самое «бедное золото» и пусть идёт на эти работы. Нельзя! Золото – собственность государства, а деньги на работы выделяет бюджет…

Война отгремела недавно, и, вероятно поэтому, наше физическое воспитание в школе включало элементы и военного распорядка: всякого рода построения, хождение строем, выполнение команд типа: «По порядку номеров рассчитайсь!». Ну ещё мальчишкам это надо – им в армию идти, а нам, девчонкам, это зачем?

Уроки физкультуры в пятом и шестом классе у нас вёл настоящий военрук Василий Константинович, прошедший армию и фронт, и был он в гимнастёрке, и команды его звучали по-военному: «Смиррря!», «Нале-ву!», «Кру-хом!» Зычно, громко, и фамилия у нашего военрука была Рыков! Впрочем, неплохой дядька. Если бы не моя хилость, я любила бы уроки физкультуры так же, как любили мои одноклассники. Им было скучно полдня сидеть за уроками в классе, а тут предоставлялась хорошая возможность побегать, подвигаться, подтягиваться или раскачиваться на турнике, прыгать через барьер или через «козла».

Старшие братья обучались военному делу, им даже винтовку разбирать-собирать доверяли, а Герка наш и вовсе отличился на соревнованиях – получил