Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

спешили домой и оставались в школе на всякого рода пионерские сборы, подготовку к самодеятельным вечерам. Помню, в пятом классе мы поставили пьесу, которую, кажется, выбрала для нас Галина мама Нина Афанасьевна. Мне так запомнилось. Почему она? Да просто она интересовалась нашими школьными делами и взялась помочь нам. И первую читку пьесы мы проводили на дому у Гали.

Пьеса называлась, кажется, «День рождения» и была с назидательно-воспитательным подтекстом – о зазнавшейся девочке, которая своим зазнайством восстановила против себя своих подруг. Однажды она сильно заболела, мама её где-то была то ли на работе, то ли уехала. Девочка с завязанным горлом, грустная такая, сидела в свой день рождения дома однаодинёшенька. Подругам стало жаль девочку, и они пришли её поздравить. Девочка плакала, просила прощения у подруг, подружки её простили, поздравили с днём рождения и вручили торт. Девочка объявила, что все будут пить чай с тортом. Общая радость и смех!

Роль зазнавшейся девочки досталась мне. Актриса я была никакая, только огромное желание участвовать в постановке пьесы привело меня на сцену. Текст роли я вызубрила на зубок, даже ремарки в скобках типа: «плачет», «смеётся» я проговаривала в уме, а на сцене, боясь забыть какое-нибудь слово, я была сосредоточенно топорна. Дело ещё и в том, что я не умела быть «в образе», плакать по ходу пьесы, да и в жизни ручьём никогда не заливалась. То ли братья отучили меня «нюнить», то ли слёз у меня было мало. Дома, готовясь к спектаклю, я пожаловалась бабушке, что я «не могу заплакать, как в кино».

– А ты луковкой натри глаза! – посоветовала простодушно моя бабка, не особо задумываясь над тем, что посоветовала. В это время по моей просьбе она пекла «торт», то бишь пирог – слово «торт» мы в своих разговорах не употребляли, так как не знали такого слова. Однако «торт» удался на славу. Как обычно к праздникам, бабка испекла свой фирменный круглый пирог «с посыпушкой», которая делалась из растёртой муки в сметане с сахаром. При выпечке «посыпушка» имела бугристую поверхность и красивый золотистый цвет. Но мне этого было мало. Надо сделать пирог ещё красивее. На украшение пошли изюмины и разноцветное драже из нашего магазина, а чтобы они во время представления не скатились с пирога, бабка приклеила изюм и шарики драже крахмальным клейстером. Крахмал у нас всегда был в доме. Бабка умела его извлекать из натёртой сырой картошки.

Бабкину идею с использованием луковицы в качестве слезогонного средства я приняла: накануне спектакля несколько пластинок разрезанной луковицы завязала в уголок носового платка, а платок положила в карманчик платья, в котором должна была выступать на сцене.

Перед выходом на сцену у меня тряслись коленки, дрожал голос, хотелось убежать и спрятаться и думалось, что больше никогда и ни за что я не выйду на сцену!

К счастью, ни одного слова из своей роли я не забыла и даже заплакала в три ручья, правда, не совсем в подходящем месте. Я усиленно тёрла глаза платком, но разрезанные пластинки лука, видимо, уже частично засохли, а время по пьесе шло уже не к слезам, а к смеху и общей радости. Поэтому, ожидая слёз, я несколько раз просила у подружек прощения, а они с недоумением смотрели на меня, что это я, как попугай, заладила одно и то же. Наконец я залилась слезами под изумлённые возгласы зрителей. По пьесе мне уже надо смеяться, а слёзы всё текли и текли, да я ещё и расчихалась некстати, и все – на сцене и в зале – развеселились. Но всё равно пьеса была принята хорошо, с дружными аплодисментами зрителей; пирог, явившийся на сцену, загладил мой конфуз.

Старшие ученики устраивали танцевальные вечера под патефон, ну и мы с Люсей пытались танцевать «по-взрослому». И само собой, если в школе проходил какой-нибудь праздничный вечер, он был желанным и для нас.

На одном новогоднем вечере в школе по-новому раскрылись таланты моих братцев. Если раньше они стеснялись своего участия в школьных вечерах, то на Ленинске вдруг включились в самодеятельность. Возможно, им хотелось выделиться как-то перед девчонками, а может, и учителя уговорили. Я помню, как братья, готовясь к Новому году, сделали дома карнавальные маски «пирата», «звездочёта» и «Буратино» – последнюю маску сотворили для маленького Генки, который крутился около них. Как я понимаю, братьям нравился сам процесс изготовления масок. У Герки руки были ловчее, он неплохо лепил и рисовал, и вначале он по размеру и окружности лица вылепил из глины основу масок, на неё слоями уложил бумагу, причём каждый слой проклеивал, чтобы получить твёрдую, как картон, маску. Когда бумага хорошо просохла, он осторожно снял её с глиняной основы и раскрасил красками, а «пирату» закрепил ниткой усы и брови из чёрной овечьей шерсти. Увидев сотворённое Геркой, я застыла от восторга. Какой молодец! На школьном вечере Герка с Женькой были в этих масках, костюмы из подручного материала и старой одежды помогла сделать мама, их карнавальные наряды всем понравились, они заняли, кажется, первое место, но, показавшись в своих нарядах, они чего-то застеснялись, убежали и не вышли, когда вручались призы. Я видела, как учительница Галина Васильевна безуспешно пыталась их найти по всем классам – и не нашла. Наверное, убежали из школы, потому что были единственными из мальчишек в карнавальных костюмах и, вероятно, соученики их высмеяли. Ах, какими жестокими бывают дети!

В то время старший брат увлёкся фотографией, и мой папка приобрёл для него фотоаппарат, фотопластинки и необходимые химреактивы. Фотографии, пусть не столь качественные, до сих пор хранятся в домашнем фотоальбоме. Одна из них – троица братьев в этих вот самодельных масках. Особенно трогательно и наивно смотрелся маленький Генка в маске Буратино. Так что по этому фото можно оценить и сейчас Геркины изделия. А кроме того, Герка смог запечатлеть всю семью и каждого по отдельности на снимках. Он и сам попадал на эти снимки, привязав нитку к затвору фотоаппарата и в нужный момент дёргая нитку. Не будь этих фотографий, многое из того периода я не смогла бы вспомнить.

Возвращаясь к теме школьных вечеров, могу припомнить и моего братца Женьку в те годы. Он сильно отставал в росте от тянущегося вверх Герки, был ярко-рыжий до огненности, веснушчатый до ряби в глазах, с вечно треснутой нижней губой, но выигрывал в бойкости и живости своего характера. Да и память у него была отличная. На одном из школьных вечеров я не могла поверить